Возбуждая дело «Крамер против Крамера», Джоанна в своём заявлении просила суд пересмотреть её первоначальное решение оставить ребёнка на попечение отца. Она сказала, что решение было принято «в состоянии крайнего нервного напряжения из-за распадающегося брака».

«Восстановив своё физическое и душевное состояние, — утверждала она, — чему способствовало изменение места жительства, я вернулась в Нью-Йорк, где ныне живу и работаю. В то время, когда я доверила отцу воспитание ребёнка, я находилась в очень трудном периоде своей жизни. В данном вопросе я допустила ошибку. Но она носит очень человеческий и понятный характер. И поскольку я в здравом уме, обладаю отличным здоровьем, экономической самостоятельностью, в силу единственной ошибки лишать мать ежедневного контакта с ребёнком, просто бесчеловечно. Моему сыну всего пять лет, он нуждается в специальном уходе и питании, которые может ему обеспечить только мать. Будучи матерью ребёнка, я испытываю к нему глубокие и искренние чувства и прошу, чтобы он был передан под мою опеку. Я не сомневаюсь, что теплота добрых отношений, которые ребёнок неизменно испытывал ко мне, найдёт своё продолжение, если и ребёнку и матери будет позволено ощущать близость и теплоту их взаимной любви и тяги друг к другу».

— Прямо и откровенно, — сказал Шонесси. — Вот на что они решили давить — на материнские чувства.

Тед Крамер провёл три часа в конторе Джона Шонесси, где адвокат отрабатывал свой гонорар, знакомя клиента с тонкостями судебной процедуры. Первым делом надо было составить аргументированный ответ на заявление истицы, доказывая, что положение ребёнка не нуждается в изменении. С точки зрения Шонесси, оно не могло принести успеха, поскольку судья, не вынося предварительного решения, потребовал представить ему все бумаги. Слушания, как считал Шонесси, набежать было невозможно.

Судебное слушание, как Шонесси описывал его, походило на обычный судебный процесс, участники которого излагали судье свою точку зрения. Каждая сторона имела право вызывать свидетелей: те отвечали на вопросы адвоката своей стороны, потом подвергались перекрёстному допросу другой. Выслушав точку зрения обеих сторон, судья оставлял за собой принятие решения — и через несколько дней или недель становилось ясно, кто будет осуществлять опеку над ребёнком.

Когда они покончили с деталями их брака и обсудили состав возможных свидетелей, в Теде что-то надломилось. Ему представилась вся абсурдность ситуации, когда он, сидя в конторе адвоката, обсуждает стратегию действий, чтобы у него не забрали сына. Слова доносились до него откуда-то издалека. Он никак не мог сконцентрироваться.

— Тед?

— А может, нам куда-то убежать, скрыться, а? — вернулся он к теме разговора.

— Ни в коем случае, если тебе нужен ребёнок. В таком случае суд вынесет заочное решение.

— Нет.

— Значит, мяч сейчас утебя. А она попытается обвести тебя.

Шонесси знал адвоката Джоанны, чьё имя было Поль Грессен. Он считал его весьма способным специалистом. Судью Германа Б. Аткинса он оценил как «очень человечного». Слушание должно было обойтись Теду в пять тысяч долларов в любом случае — выиграет он дело или проиграет — плюс ещё немалую сумму, если Джоанна одержит верх и его обяжут платить её судебные издержки. Такова цена ребёнка, подумал он. Деньги он найдёт. Тед в этом не сомневался.

Останется ли у него Вильям Крамер или он потеряет его — это должен будет решить суд, который по традиции будет исходить из принципа «в интересах ребёнка». Вот что ты должен сделать, Тед, — доказать, что в «интересах ребёнка» остаться ему с тобой. Им придётся доказывать, что Тед как нельзя лучше исполняет обязанности отца, что он обладает качествами, которые Тед никогда не считал своей заслугой — он не алкоголик, не наркоман, не гомосексуалист или бывший преступник, что он работает, что он действительно относится к ребёнку с большой ответственностью и что он не виновен в «больших моральных пригрешениях».

Он понял, что не может взять на себя вину даже за случайные связи. Вивиан, последняя, с кем он встречался, не ответила ему несколько раз, когда он вечерами звонил ей. Он попытался понять: потому ли, что она не хочет отягощать его трудное положение, или потому, что в их результате они отдалились друг от друга. Но, решив разобраться, в чём дело, он понял, насколько это сейчас для него не существенно.

Пытаясь встать на юридическую точку зрения, Тед предположил, что уход Джоанны из дома может стать главным пунктом обвинения против неё, но Шонесси, сославшись на дело «Хаскинс против Хаскинса», напомнил, что может быть вынесено решение и в пользу матери, которая было отказалась воспитывать ребёнка, а потом потребовала его обратно. Судья создал прецедент, присудив ребёнка матери на основании того, что «материнство не так легко списать со счёта».

По мнению Шонесси, Джоанна уязвима с точки зрения её истории, её появлений и исчезновений, которые могут оказать определённое эмоциональное воздействие, но главным решающим аргументом должен был стать сам Тед Крамер. Тед был преданным» любящим отцом с высоким чувством ответственности, и если бы ребёнку пришлось расстаться с заботящимся о нём отцом, это ни в коей мере не послужило бы его интересам.

— И плюс к этому, как я думаю, мы сможем указать на её душевную нестабильность. Она когда-нибудь говорила сама с собой?

— Джоанна?

— Тед, я понимаю, что это довольно грязная игра. Они пустят против нас в ход всё, что им удастся наскрести. Так что и ты должен думать в том же ключе. И слава Богу, если нам удастся доказать, что её уход из дому был продиктован тем, что ей моча в голову ударила, пусть даже она чётко знала, что делает.

— Она никогда не говорила сама с собой, Джон.

— Жаль.