Создание организации коммунистической молодежи закончилось быстро.
Данная организация должна была подготовить кадры убежденных коммунистов, подготовленных для пропаганды ленинских идей и имеющих привилегии в каждом проявлении жизни пролетарского государства.
Учитель служил своим ученикам примером. Как человек молодой и веселый, он нуждался в забавах и развлечениях.
Он не мог спокойно смотреть на развитых, дородных деревенских девок, окружавших его во время школьных посиделок.
Особенно ему нравилась одна их них — пухленькая, румяная Катя Филимонова. Он принялся ухаживать за ней и вскоре уговорил прийти к себе в гости. С того момента она бегала к нему по ночам.
Родители смотрели на это с неодобрением, делали дочери горькие замечания, но она со смехом отвечала:
— Теперь все женщины свободны и могут сами собой распоряжаться!
Так она и делала, пока не убедилась, что забеременела.
Учитель отторг ее от себя и обратил свое внимание на другую девушку.
Катя родила сына. Власти немедленно забрали его вместе с матерью и отправили в город. В приюте, где она его кормила, он должен был остаться навсегда.
Ребенок должен был принадлежать государству, так как домашнее воспитание, материнская ласка, семейное тепло делало его неспособным думать так, как следовало думать пролетарию.
Тихую до сих пор деревню Толкачево внезапно потрясли события, которые обеспокоили Болдыревых еще больше, чем прежде.
Деревня, в которой находилась так необходимая властям промышленная коммуна, долгое время не сталкивалась с активностью комиссаров, обычно обдиравших людей на основании декретов и без декретов вовсе.
Толкачево честно исполняло все законные предписания и не имело никаких конфликтов с властями.
Однако через некоторое время в деревню прибыли какие-то агитаторы из Москвы. Они богохульствовали, сбросили крест с церковки, издевались над попом, призывали молодежь к разврату, устраивали дни свободной любви, жертвами которых становились истосковавшиеся по подаркам и развлечениям молодые женщины и девчата.
Толкачево постигла судьба деревни Апраксино.
Начались ссоры, распадались семьи; по улицам и в окрестностях сновали толпы убегавших из дома детей, которые, путешествуя из деревни в деревню, попадали в город. Никто о них не заботился, так как занятым домашними дрязгами, разводами, ссорами, драками и жалобами, родителям не хватало времени на поиски пропавших.
Однажды госпожа Болдырева, разговаривая со знакомой крестьянкой, заметила проходившую мимо дома молодую девушку.
Это была дочь деревенского комиссара — Маня Шульгина.
— Как дела? — спросила ее госпожа Болдырева. — Говорят, замуж выходишь. За кого?
— За Степана Лютова, — ответила та, краснея. — Мы как раз должны встретиться, чтобы договориться о дне свадьбы.
— Дай вам Бог счастья! — пожелала госпожа Болдырева.
— Спасибо! — воскликнула девушка и побежала дальше.
Она направлялась к дому Лютовых.
Степан, восемнадцатилетний юноша, уже ждал ее у ворот.
Он обнял ее одной рукой и повел в сторону стоявшего за домом сарая.
— Куда мы идем? — удивившись, спросила она.
— Мне надо туда заглянуть… — уклончиво ответил он.
Открыв двери сарая, он вошел в него и потянул за собой девушку.
— Слушай, Манька, — сказал он, закрыв двери. — Ты состоишь в «Коммунистической молодежи», поэтому должна выполнять требования товарищей. Я хочу, чтобы ты немедленно отдалась мне! Брак — это глупый буржуазный предрассудок!
Скромная, честная девушка молчала, с ужасом глядя в угрюмые глаза парня.
— Что же ты молчишь? — спросил он, обнял ее и принялся целовать в шею и громко дышать. Его лицо было бледным, а глаза покрыты пеленой.
— Отпусти меня! — крикнула девушка и попыталась вырваться из его рук.
— Так вот ты какая? — рявкнул Степан. — Эй, товарищи, идите сюда!
Из-за поваленных скирд ржаной соломы появилось несколько подростков. Они заткнули девушке рот и сорвали одежду.
Степан, повалив ее на землю, упал сверху. Боролись долго. Девушка была сильной и ловкой. Однако товарищи помогли сковать ее по рукам и ногам.
Парень, держа Маню за горло и выкрикивая короткие, рваные слова, принялся ее насиловать. Подростки, тяжело дыша, хищно следили за движениями мечущихся тел.
Наконец Степан поднялся и сладострастно потянулся.
— Хорошая девка! — буркнул он. — Но и я — хороший товарищ! Берите ее, кто хочет!
Обморочная девушка и развратные подростки оставались в пахнущем зерном, плесенью и мышами сарае до ночи.
Мальчишки выбрались из него украдкой и незаметно разошлись по домам.
Маню нашли только через неделю.
Она лежала голая, покрытая синяками, окровавленная и замерзшая.
Суд без труда разобрался в преступлении, а подростков доставили в город. Там они провели два дня. Вернувшись, мальчишки вели себя вызывающе, дерзко и хвастались тем, что их оправдали и даже — похвалили за то, что они наказали девушку, отказавшуюся выполнять обязанности свободной пролетарской женщины, равной мужчине. Она не имела права отказывать возжелавшим ее коммунистам.
Ничем не помогли жалобы отца Мани, поэтому он пришел к Болдыревым, чтобы поплакать и рассказать о своей обиде.
Серьезный, степенный Шульгин, заметив, что Болдыревы, опасаясь всевидящих и всеслышащих стен, молчат, глядя на него с сочувствием, сказал, поднимая два пальца вверх:
— Клянусь перед вами, как перед Богом, что отомщу!..
Он исполнил клятву.
Внезапно пропал Степан Лютов. Никто никогда его больше не видел.
Какая-то старуха рассказывала потом на ухо госпоже Болдыревой, что собственными глазами видела, как Шульгин в лунную ночь нес что-то тяжелое к проруби и, привязав тяжелый мельничный жернов, бросил это что-то в реку.
После этого случая произошел еще один инцидент, возмутивший всю деревню.
Старая Василиса Леонтьева прибежала к Болдыревым и, громко рыдая, отчаянным голосом застонала:
— Спасите, посоветуйте, люди добрые! Сегодня я узнала страшную правду! У моей дочери будет ребенок от моего мужа… от ее отца! Грех это великий… преступление перед людьми и Богом! Посоветуйте, что делать? Ох! О-о!
Болдыревы долго раздумывали, не зная, что и сказать.
Наконец старый Болдырев произнес:
— Мы не знаем, является ли это сейчас преступлением… Новые законы смотрят на эти вещи по- другому. Посоветуйся с комиссаром, соседка!
Старуха поехала с жалобой в город.
Ее отправили ни с чем.
Судьи насмехались над ней и громко смеялись:
— Эй, старая! Неужели ты думала, что у твоего мужа нет глаз? Он предпочел молодую дочку такой старой кляче! Мы не видим в этом никакого преступления. Это старые глупые предрассудки! Возвращайся