уравновешенностью, спокойствием духа, работоспособностью и рассудительностью матери, называя ее своим «министерством иностранных дел».

Госпожа Болдырева действительно обладала несравненным умением убеждать людей и успокаивать слишком горячие головы. Крестьяне шли к ней, как в верховный суд.

Семья Болдыревых, еще недавно рассыпавшаяся, слабо связанная между собой, становилась сильной, закаленной, спаянной взаимоуважением и любовью, чем-то твердым, нерушимым, как сталь, как гранитная скала.

Они никогда не говорили между собой о столь неожиданно вспыхивающих случайностях, которые разрушали их жизнь — людей, богатых и уважаемых в обществе.

Только однажды, подсознательно отвечая на мысли, которые рождались в головах сыновей, господин Болдырев сказал:

— Преимущество настоящего интеллигента заключается в том, что он в любой ситуации способен завоевать уважение и занять соответствующее ему место.

Чуть задумавшись, он добавил:

— И знаете что? Это уважение более ценное и стойкое, нежели полученная по наследству высокая должность, происхождение и богатство. Там все это может исчезнуть в любой момент. Здесь — никогда, потому что основано на понимании того, чего мы действительно стоим!

Георгий Болдырев, управляя шахтами, часто уезжал из Толкачево и навещал отдаленные деревни, откуда мужики отправляли своих людей в угольные и глиняные шахты.

Вскоре он убедился, что усилия Совета народных комиссаров, направленные на раскол крестьянства и на разложение семьи, необычайно быстро давали неожиданные результаты.

Он убедился в этом еще сильнее, когда комиссары потребовали от коммуны Болдыревых, чтобы та наладила производство соли из минеральной воды вблизи Старой Руссы.

Коммуна отправила Георгия.

Однажды, сидя в хате местного мужика-комиссара, он услышал разъяренные крики, топот ног и громкие призывы:

— Соседи, на помощь! Негодяи бьют нас! За оружие!

Георгий вышел из хаты.

Мужики, вооруженные револьверами и винтовками, принесенными в деревню дезертировавшими с фронта солдатами, бежали с разъяренными лицами и бешенством в глазах.

Возле крайних домов уже разгорелась битва. Раздавались выстрелы, вырывались дикие крики и проклятия, блестели штыки, топоры, поднимались и опускались тяжелые дубины, жерди.

Битва длилась долго. Несколько трупов, растоптанных участниками сражения, лежали на поле боя. Наконец все стихло. Мужики расходились по домам, неся в глазах боевые огни.

Комиссар, который выполнял функции бывшего старосты, рассказал инженеру о причинах конфликта.

— Беда, товарищ! — жаловался он, кивая головой. — Это плохо кончится… Городские комиссары прислали в деревню этих негодяев-крестьян, которые давно потеряли землю и скитались где-то по миру. Теперь они пришли, требуют землю, забирают у других мужиков скот, плуги, домашнюю утварь… Насилие! Несправедливость! Подумать только, что это за люди! Петр Фролов — пять раз сидел в тюрьме за воровство, Лука Борин — сослан на каторгу за нападение на посту и убийство чиновника; Семен Агапов — нищий, бродяга бездомный, пьяница, развратник, только песни петь умеет да смешные истории рассказывать! Не надо нам таких соседей! Мы всю жизнь когтями держались за эту землю-матушку, поливали ее своим потом, а теперь должны делиться с этими негодяями, ленивыми бездельниками, никчемными людьми. Почему? Разве это по закону?

Он наклонился к Георгию и прошептал:

— По правде говоря, при царе такого не было… А теперь вроде и свое правительство имеем. Эх! Все это издалека красивым кажется, а вблизи…

Он внимательно посмотрел на Георгия, ища в его глазах сочувствия.

Инженер уже привык опасаться слишком смелых рассуждений незнакомых людей, поэтому ответил спокойно:

— Все будет хорошо, товарищ! Это только пока то и другое кажется неудобным.

— Будет хорошо? Если нет, то мы сами справимся… — проворчал комиссар.

— Только бы не так, как сегодня! — заметил Болдырев. — Это не пройдет безнаказанно!

— Посмотрим… — рявкнул комиссар и угрюмо взглянул на инженера.

Георгий провел в деревне две недели и дождался исполнения своего пророчества. Через несколько дней после битвы мужиков с презираемыми ими «бедняками», то есть безземельными, оторванными от крестьянства людьми, поздно ночью, когда в домах уже давно погас свет, в деревню ворвался конный отряд новгородской «чека». Побитые и изгнанные мужиками «негодяи» сбежали в город, обвинили соседей в нарушении правительственных декретов и привели с собой солдат под командованием комиссара, агента «чека».

Жителей деревни будили и вытягивали из домов на митинг.

Перепуганные, они слушали грозную речь комиссара, мало что в ней понимая, потому что он был иностранец — латыш, плохо владеющий русским языком.

Однако им было понятно, что речь идет о «бедняках» и каком-то контрреволюционном покушении, которое совершили мужики. Окончательно же они поняли, когда комиссар приказал всем выстроиться в шеренгу и, отсчитывая каждого пятого, ставил его отдельно.

Один из солдат объяснил:

— Товарищи крестьяне! Эти люди становятся заложниками и их расстреляют, если вы не выдадите своих соседей, которые убили безоружных товарищей, требующих земли…

— Мы дали им землю… Они грабили нас, забирая коров, коней, плуги… Нет такого закона! — воскликнул стоявший среди заложников деревенский комиссар.

— Как это! — рявкнул командир отряда. — Вы не знаете, что частная собственность отменена навсегда? Теперь все общее… Ну! Считаю до трех. Признавайтесь, кто из вас участвовал в битве!

Мужики опустили головы и угрюмо молчали.

— Раз… два… — считал приезжий комиссар, вынимая из кобуры револьвер.

— Три!

Никто не сказал ни слова. Стоявший рядом с заложниками агент «чека» приставил ствол револьвера к уху деревенского комиссара и выстрелил. Мужик с простреленной головой рухнул на землю.

Крестьяне поняли всю правду. Начали ворчать между собой и толкаться локтями.

Из шеренги вышли восемь мужиков и, сняв шапки, принялись бормотать неуверенными голосами:

— Простите, товарищ комиссар! Мы не знали и защищались против насилия. Как случилось, что тех убили, а иных покалечили… Простите!

Комиссар кивнул солдатам. Они окружили стоявших перед шеренгой крестьян и вывели их из деревни.

Злыми, мрачными глазами смотрели им вслед мужики, выли и причитали бабы, плакали перепуганные дети.

Через некоторое время раздался залп. Солдаты вернулись одни.

— Тех похороните после! — воскликнул комиссар. — А теперь запомните, что декреты издаются для того, чтобы их выполнять!

Мужики стояли перепуганные и подавленные.

Комиссар продолжал:

— Теперь вам надо избрать в деревне новый Совет. Правительство предлагает своих кандидатов.

Он развернул сверток бумаги и зачитал фамилии исключительно безземельных мужиков — ненавистных, презираемых «бедняков», бывших арестантов, бродяг и попрошаек.

— Кто против? — спросил комиссар, поднимая револьвер.

Никто не ответил.