западный социализм прогнил вместе с легализмом социал-демократов.

Он дерзко бросал в лицо всему миру перчатку, заявляя, что только российский революционный пролетариат обладает силой, чтобы разрушить устаревшее, тонущее в маразме общество и вывести человечество на путь настоящего прогресса, идя во главе трудящихся всех рас и народов.

В этот период оживления партия потребовала от Ленина, чтобы он поселился вблизи российской границы. Ей постоянно нужны были его советы и указания.

Немедленно покинув Париж, он переехал пока что в Прагу.

Сюда ежедневно прибывали товарищи из Петербурга и Москвы. С этого момента его связь с Россией не прерывалась. Ленин вновь объединил и увеличил ряды партии, руководил газетой «Правда», в которой размещал статьи, откликавшиеся на все события, он готовил также речи для наиболее отважного депутата Государственной Думы товарища Малиновского.

Ленин помолодел. Из него выплескивался неисчерпаемый запас сил. Он не ел и не спал, советуясь с гостями, работая за письменным столом, рассылая личные письма, циркуляры и коммюнике.

Он вновь становился вождем.

Товарищи думали, что он руководит партией исходя из настоящих потребностей. Однако Ленин готовил партию для великих свершений, твердо веря и чувствуя, что давно ожидаемый момент приближается стремительно и неумолимо.

В это время Ленин созвал в чешской Праге съезд партии, чтобы обсудить на нем тактику действий на текущий политический момент.

Перед началом заседания он получил зашифрованное письмо. Прочитал его и загадочно улыбнулся.

На съезде к нему подошел незнакомец и, присмотревшись к нему с подозрением, произнес:

— Я счастлив познакомиться с вами, товарищ! Я делегат от социалистических левых в Государственной Думе. Я выступал с написанными вами речами…

— Малиновский? — перебил его Ленин.

— Да! — подтвердил незнакомец.

— Думаю, что мы должны переговорить с вами наедине… — шепнул Ленин.

— Действительно… Я хотел… — начал Малиновский.

— Не здесь! — покачал головой Ленин. — Придите ко мне сегодня же вечером. Мы будем одни… С глазу на глаз беседовать лучше. Правда?

— Конечно, лучше! — согласился тот. — Я приду к вам Владимир Ильич.

Около полуночи он появился в комнате Ленина и неспокойным взглядом шарил по всем углам.

— Вижу, что вы хотите мне сказать что-то важное! — усмехнулся Ленин. — Говорите смело, нас никто не подслушает.

Они сели и наклонили друг к другу головы, как два заговорщика.

— Произошла неприятная вещь… — неуверенным, дрожащим голосом начал Малиновский. — Товарищи утверждают, что у них есть доказательства… доказательства…

— Что вы работаете на два фронта: на революцию и полицию! — закончил вместо него Ленин.

— Так вы уже знаете? — спросил гость, глядя с недоумением и тревогой в пронзающие зрачки Владимира.

Тот молча кивнул головой и ждал, не спуская взгляда с беспокойных, бегающих глаз пришедшего.

— Это клевета! Обидно мне, Владимир Ильич! — воскликнул он, ударяя себя в грудь. — Вы же знаете, что я был меньшевиком, но постепенно, после долгих наблюдений и раздумий, перешел к большевикам и выполню в точности ваши указания, товарищ!

— Хватит! — прошипел Ленин. — Больше ни слова! Мне все известно, «товарищ Роман». Все! Начиная с вашей первой, обычной кражи и последней — со взломом, за что вас приговорили к тюрьме, — до тайных бесед с шефом жандармов Куриловым и с Белецким из департамента полиции!

Малиновский вскочил и полез в карман.

Ленин издевательски засмеялся.

— Оставьте в покое револьвер! Вам ничего не грозит со стороны нашей партии… пока… — прошептал он. — Вы нужны нам, потому что только вы… с позволения департамента полиции можете безнаказанно выступить с тем, что мы вам продиктуем. Партии безразлично, кто провозглашает наши мысли: честный социалист или подлый провокатор. Нам необходимо только, чтобы Россия слышала, о чем мы думаем и к чему стремимся.

«Товарищ Роман» молчал, с недоумением и недоверием глядя на Ленина, который любезно улыбался ему и продолжал:

— Мы будем защищать вас от всех обвинений на протяжении всего периода вашего с нами сотрудничества. Если же вы станете уклоняться…

Владимир встал и подошел к Малиновскому. Коснулся его кармана и произнес:

— Вас, товарищ, не спасет ни револьвер, ни даже весь жандармский корпус. Погибнете в тот же день, в который Центральный комитет партии вынесет вам смертный приговор. А пока будьте спокойны! Абсолютно спокойны!

Они расстались, сильно пожимая друг другу руки и доброжелательно разговаривая.

Едва за провокатором закрылась дверь, из шкафа выскользнул Зиновьев, а из-под кровати выполз старый партийный рабочий Mуралов.

Они тихонько смеялись и говорили Ленину:

— Ну и забили вы ему, Ильич, гвоздь в голову! Ха-ха-ха!

Владимир сжал губы и прошептал:

— Это вредитель и последний мерзавец, но для партии он более полезен, чем опасен. Мы должны защищать его всеми средствами. А в свое время он споет все, о чем нам надо будет знать, а затем наступит… ликвидация…

— Смерть? — спросил Зиновьев.

— Такие не должны жить долго, — с мягкой улыбкой ответил Ленин. — Только хорошенько запомните сегодняшний день, быть может, вам придется подтвердить содержание моего разговора с провокатором и с вами.

Они молча кивнули.

— Я хочу ввести Малиновского в Центральный комитет партии; обеспечьте его единогласное принятие на завтрашнем конгрессе! — добавил Владимир.

Кивками они опять подтвердили приказ вождя.

У них не было никаких колебаний и тени сомнения.

Ведь они шли к цели партии.

За нее они готовы были отдать жизнь… свою, чужие, даже если пришлось бы уничтожить полчеловечества.

Для них — светлый идеал, для врагов — страшное преступление.

Приближается буря!

Едва прозвучали эти слова, буря разыгралась. Буря в горах — бешеная, огненная, шумная, стоголосая буря.

Родилась она из черной тучи.

Из той, что с рассвета собиралась на востоке.

В начале дня она была подобна испарениям над болотом. В полдень превратилась в жуткую свалку желтоватых облаков, собиравшихся на бледном небе. Перед заходом солнца она превратилась в черное полотнище с пятнами белых, быстро бегущих облаков.

Во время пурпурных сумерек она уже повисла, как черная траурная ткань, придавив собой всю