– Алло, Алена, вы долетели? Сейчас, секунду подожди, – он переключился.

– Алена Валерьевна, вы могли бы по спутнику позвонить, – сказала добрая Света.

– Все, поздно…

Я слушала музыку в трубке и чувствовала, как открывается очередной счет за Настю. Да все равно уже. Плачу за все!

– Алло, Алена, слышишь меня?! Говори!

– Мы прилетели, все нормально. Насте нужен врач.

– Я все понял. Слушай меня – ты клинику Ольховского знаешь?

– Да, конечно. Была там.

– Была? Отлично! Едете сейчас туда, он ждет вас. Нигде не останавливайтесь! Когда довезешь ее, набери мне.

– Хорошо, я поняла.

Опять он управлял мной, и я ничего не могла с этим поделать. Просто слушала его голос в трубке. Может быть, в предпоследний раз.

– Как там у вас… вообще… Как ты сама?

– Я нормально. Как всегда.

Пауза.

– Долетели хорошо? – Он явно не знал, что еще спросить.

– Отлично долетели. Самолет хороший.

– Да, неплохой. Вы не ссоритесь там?

– Нет. Нам же нечего делить, правда?

– Слушай, девочка. Я приеду, и мы обо всем поговорим – обещаю! Когда только, не знаю. Ладно, давай там разбирайся. И не думай о плохом.

– Как Аркадий?

– Не спрашивай. Свечку за него поставь лучше. Сейчас лечу с ним в Марсель, вертолет реанимационный заказали. Надеюсь, долетим. Все, должен идти. Держитесь там, девчонки. Насте привет.

– Пока, – сказала я в умолкнувшую трубу. Последнее слово было о ней.

– Ну что он сказал? – Ведерникова смотрела на меня, как маленький ребенок на маму, ожидая ее решения.

– Привет тебе передавал. К Ольховскому едем. На Рублевке клинику его знаешь?

– А он хороший? Что у вас говорят?

У нас – это в журнале, о существовании которого я уже успела забыть.

– Он лучший.

– Ты уверена? Я слышала, что он слишком разрекламированный. У нас вообще плохо делают. У меня сестра в Майами специально ездила. Почему он за границей не договорился?

Отвечать не было сил. Я взяла Ведерникову за шиворот и потащила к трапу.

Маленький автобусик притормозил у входа в терминал. Я помогла Насте вылезти.

Черт! Фотографы! За забором, ограждающим летное поле, я увидела нацеленные на нас объективы и едва успела прикрыть Ведерникову, натянуть ей на голову шарф.

– Кто позволил снимать? Убрать их немедленно! – шикнула я на людей из службы безопасности, стоявших у дверей. Один из них нехотя двинулся в сторону забора. – Убрать, я сказала! – и мгновенно впихнула Настю внутрь. – Вы что, не понимаете, чей борт прилетел?!

Ого, а у меня проклевываются навыки большого бизнеса – давить на людей. А я всего-то полетала частным самолетом. И криминальные наклонности – запугивать, шантажировать. А это потому, что я уже сидела, – сострила я мрачно про себя.

– Ты звонила кому-нибудь в Москву? – спросила я у Ведерниковой, когда мы сели в машину. Она дрожала.

– Нет. Только родителям. Ну подруге одной. Думаешь, кто-то сказал?

– Да, думаю.

И ты бы думала, дура, прежде чем трепаться.

Минут через сорок мы подъехали к зданию «А-клиникА». Но не с парадного входа. Ольховский встречал нас у дверей.

– Ну что, лапочки, случилось? Кого, красавица, мне привезла? А ты у меня была! Это подружка твоя? Все знаю, сейчас в палату поедешь.

Настя схватила меня за руку.

– Алена, я боюсь!

– Ну, лапочка, ничего теперь бояться не надо. Сейчас мордочку подделаем, все нормально будет.