И Она ведь пыталась сказать что-то ещё, однако Фесс до сих пор помнил тот рывок, то заклятье Джайлза, что так вовремя вырвало его из той беседы, вернув в обыденный мир. Совпадение? Ну да, совпадение. Ему чуть было не сказали слишком многое. И впоследствии Она стала осторожнее. Куда осторожнее, но по-прежнему рассчитывала на сообразительность некроманта.

И потом, когда он дрался с призраками… Сущность словно нарочно давала ему советы, которым, Она прекрасно знала, он не последует. Ну, например, бросить деревенских жителей на съедение голодным тварям, подъятым заклятьем саттарской ведьмы.

Нет, с ним точно говорили два голоса. Две Сущности. Два начала.

Одно действительно пыталось сделать из него Разрушителя.

А вот другое упрямо о чём-то предупреждало. Упрямо но, увы, тщетно.

Сущность спасала его – как на том памятном эшафоте в Кривом Ручье, когда Этлау всерьёз вознамерился спалить некроманта на костре. Сущность помогала ему и ничего не требовала взамен. Весь яростный спор Фесса с самим собой – принимать или нет помощь от Неё – не стоил и ломаного гроша.

Почему так, отчего? Тогда некромант не стал утруждать себя поисками ответа. И, как оказалось, напрасно.

И, конечно, Скавелл. Когда он, Фесс, впервые понял что борьба за Эвиал – это не «Кэр Лаэда, великий герой против злобной и страшной Западной Тьмы», он не осознал другого, куда более важного, что пыталась втолковать ему та, что явилась на берег Кинта Ближнего.

А потом была Чёрная башня, карлик Глефа с лицом Фесса…

Некромант просил помощи. Получал просимое и одерживал победы. Кривой Ручей, Скавелл… он дрожал от ужаса, что вот-вот сделается Разрушителем, что ни в коем случае нельзя принимать Западную Тьму, однако же – и просил, и принимал, а с ним ничего не происходило. Сущность, или, вернее, её «второе Я» искусно вела его по узкой тропке, не давая сорваться в действительно гибельную бездну, не поддаться тому, второму (или первому?) голосу, которому требовался настоящий, а не бутафорский Разрушитель.

Ну, а если вспомнить видение с воспаряющим в небеса фениксом, то и вовсе всё становилось ясно.

– Ты очень помог мне, о великий. – Фесс низко поклонился чудовищу.

– Разве? Пока ещё мы ничего не сделали, но остальные пятеро уже совсем близко, некромант. Чувствуешь их?

Разрезанное клыкастой пастью облако медленно повернулось. Фессу показалось, что границы Чёрной ямы раздвигаются, вбирая в себя всю беспредельность мира, и с разных сторон в неё, сопровождаемые, будто торжественной свитой, бродячими камнями, вступают пять теней, пять смутных обликов: Аххи, смахивающий на огромную распластанную кляксу, и в самом деле напоминавшую обликом огромного спрута, Сиррин, раскинувший скользящие по туману крылья, Шаадан надвигался тучей, под которой угадывались две пары по-слоновьему плоских ножищ, а спереди колыхалось нечто, и в самом деле могущее показаться растроенным хоботом; Зенда и Дарра же, однако, ничем не походили на соблазнительных красавиц, изображённых на ритуальном клинке, – просто движущиеся пятна мрака, ничего больше.

Это шла древняя сила, свирепая и жестокая, где детские жертвоприношения – совершенно обыденная вещь. Сила, проигравшая последний бой, но и прихватившая с собой множество врагов, впитавшая их предсмертные вздохи и сумевшая продержаться ещё много веков – пока не сочла, что настал удобный момент для мести. Фесс низко поклонился Великой Шестёрке. Тёмные боги не ответили.

– Мои братья и сестры не могут говорить с тобой словами, так, как я, – промолвил Уккарон. – Твоя речь им понятна не будет. Обращайся ко мне, как и прежде.

– Мне осталось сказать немногое, – развёл руками Фесе. – Сущность должна быть… – он запнулся. – Должна быть уничтожена. Или она нас, или мы её, третьего не дано. И даже вы, Древние Силы, не сможете отсидеться в своих убежищах.

Крылья Сиррина чуть шевельнулись, и некромант пошатнулся – в сознании вспыхнула череда образов, ярких словно пронизанных гневом.

Чёрный вал, катящийся через Эвиал, оставляющий позади пустыню ослепительно белого цвета. И над всем этим склоняется, раздвигая руками небо, безликая фигура с перечёркнутой стрелою на груди.

– Великий Сиррин хочет сказать, что Спаситель как никогда близок к Эвиалу, – перевёл Уккарон.

Виски сдавило ледяными тисками – это надвинулся спрут Аххи.

…Море отдавало своих мертвецов. Нескончаемые шеренги тянулись по дну на запад, на запад, на запад, прямо к скальным основаниям Утонувшего Краба.

Зенда и Дарра словно бы обнялись – две тени слились вместе – а Фесс увидел множество заключённых в тесные огненные сферы фигур – и человеческих, и звериных, и ни на что не похожих монстров. Сотни и сотни их плыли над Морем Ветров, над Морем Надежд, сливаясь в сумрачных небесах Моря Клешней в длинные сверкающие цепочки.

– Наши братья, – просто сказал Уккарон. – Наши братья, втянутые в этот мир заклятьем Эвенгара Салладорского, или же тех, кто ему помогает, магов из-за предела эвиальских равнин. Древние силы, вырванные из собственных обиталищ, стягиваемые к Утонувшему Крабу.

– Вам известно, что там, великие? Почему этот остров так важен?

Фигуры задвигались и заколыхались все вместе, точно перебивая друг друга.

– Утонувший Краб – древнее и самое первое святилище Истинной Тьмы, – ответил Уккарон. – Мы сами построили его, мы и другие Древние, вставшие на ночную сторону. Мы приходили туда, и Она обнимала нас. Мы дремали, а Она напитывала нас собою. Мы расходились в разные стороны и шли к поклонявшимся нам народам, а Она оставалась. И была там всегда, до самого нашего разгрома. А потом на Утонувшем Крабе появились новые хозяева…

– Дуотты, – перебил Древнего Фесс.

– Нет, некромант. Те, кто жил тут до них, вчерашние враги. Титаны. Пятиноги. А потом к ним присоединились и дуотты. Все, кто потерпел поражение и оказался выбит из привычных земель и привычной же жизни. А если ещё точнее, те, кто поклялся отомстить, уже неважно чему. Просто отомстить всему и всем. Даже не вернуться к власти.

Но сейчас это святилище уже давно не свято. Вера тех, кто поклонялся нам и, в нашем лице – Великой Ночи, была пряма и проста, как лезвие меча. Она резала, да. Жизнь человека – ничто по сравнению с жизнью рода. Твой язык должен жить, а остальное – пустая суета. Святилище на Утонувшем Крабе было не для людей, для нас. Там творились истинные мистерии, ведь когда-то Древних в Эвиале было много, и Тёмных, подобных нам, тоже. Мистерии Утонувшего Краба давали нам силы. Они творили новых, подобных нам, хоть и меньшей силы. Тогда казалось, что Эвиал дарован нам навсегда. Мы ошибались. И заплатили.

– Что же сейчас на Утонувшем Крабе?

– Мы не знаем. И никто не знает. Святилище осквернено, извращено, усилиями захватчиков превратилось во что-то непонятное даже нам.

– А почему святилище было возведено именно там?

– В те давно забытые времена, когда Эвиал ещё не сделали закрытым миром, именно на том острове находился полюс, схождение всех магических линий. Великая животворящая сила нисходила к нам именно там, оплодотворяя пустые доселе равнины. Но потом настал день, когда небо стало дверью склепа, когда Эвиал закрылся.

– Кто же, кто это мог сделать?!

– Разве ты не понимаешь, некромант? Те, кто понял, насколько этот мир опасен. Те, кто ниспроверг наших гонителей, Молодых Богов. Те, кто сейчас правит нынешним бытием. Их двое. Два брата. Новые Боги. Во всяком случае, мы, Шестеро, считаем именно так.

– Чем же Эвиал стал опасен?

Уккарон вновь клацнул зубами.

– Здесь шла большая работа. Великая работа, некромант. Те, кто пал, подготавливали своё возвращение. Медленно, по волоску в эон. Они никуда не торопились, многому научившись после своего падения. Здесь должно было вызреть их оружие…

Сиррин вновь шевельнул крылами.

– Он напоминает, что в битвах богов никогда нет ничего одного-единственного. Подобных Эвиалу