перевязочный пакет?..

– Шеве? – тревожно переспросил Хаген. – Что с Шеве?

– Убит… – тяжело выдохнул Фромм. – Убит, понимаешь ты или нет?!

Он закричал так, будто Хаген был как-то виноват в гибели Шеве. Он вдруг задышал часто-часто, пытаясь подавить спазм рыданий, который схватил его за горло. Утерев нос рукавом шинели, Фромм вытащил из своей сумки перевязочный пакет, разорвал его и, достав бинт, принялся перематывать разбитый лоб Люстига.

– Осколок… – более спокойно выговорил Фромм. Наверное, оказание помощи раненому товарищу придало ему сил и помогло успокоиться.

– Сволочи… Это все из-за них… – с лютой злобой выговорил Фромм. – Мы могли бы переждать артобстрел в блиндаже, а не в этих проклятых окопах. Все бы тогда уцелели… Какого черта мы рыли эти блиндажи? Для гребаных танкистов? Они и так по уши в броне. Сволочи… Сволочи…

– Это все из-за боевого охранения… – кивнув, согласился Отто.

– Будь они прокляты… – выругался Фромм. – Мне показалось, я раз десять побывал на том свете во время этого артобстрела, дьявол его забери. Но мне удалось вернуться оттуда такое же количество раз. А вот Шеве… Чертов осколок… – вдруг выговорил Фромм таким тоскливым голосом, что Хагену показалось – тот сейчас заплачет.

Но Фромм сдержался.

– Даже не знаю, когда его… – продолжал он. – Даже не вскрикнул. Сидит себе спокойно. Смотрю – а он уже не дышит. Весь окоченел…

Пока Фромм перевязывал ошарашенного, ничего не соображавшего Люстига, Хаген раскапывал ящики с зарядами. Сначала он работал руками. Но так дело двигалось медленно, и тогда он взялся за саперную лопатку. Ящик он отыскал сразу. Сложнее пришлось с зарядами, которые Люстиг выложил, готовя себе укрытие. Они, как и сама труба «дымохода», оказались в самой глубине кучи мокрой земли, насыпанной взрывом в окоп.

Снаряды теперь рвались реже, перелетая через позиции «панцершрекеров» в сторону хутора и дальше, в глубь оборонительных рубежей.

Хаген, пригнувшись, выглянул за край бруствера. Все вокруг снова было погружено в темноту. В этой вернувшейся черноте отчетливо вспыхивали огневые факелы орудийных выстрелов, красно-оранжевые фонтаны взрывов. Они были повсюду.

Позади, там, где находился хуторской дом и хозяйственные постройки, бушевало пламя пожара. В голове Хагена успела мелькнуть мысль о скорбной участи старика Леманна и его семьи. Вряд ли кому удалось выжить в таком светопреставлении.

На флангах уже велась перестрелка с участием не только стрелкового оружия, но и «самоходок» и танков. Особенно плотно отбивались справа.

В свете вспышек Отто увидел контуры стремительно наступавших черных горбов. Это были русские танки. Они то и дело выплевывали ярко-красные жгучие сгустки. «Ягдпантеры» с правого фланга отвечали тем же.

Вот один из контуров облило волной клубящегося огня. Огонь этот был послан не с фланга, а прямо с боку проходившего вражеского танка. Значит, сработал «фаустник».

Машина остановилась, объятая пламенем. Она стала отчетливо видна в ночи – крепко сбитая, с характерной трапециевидной многоугольной башней и коротким стволом. Прямое попадание. Скорее всего, «панцерфауст».

– Смотрите – подбит, подбит… – сам не свой, закричал Хаген.

– Где, где? – жадно спросил Фромм. – Ага, так-то!.. Это вам за Шеве… за Шеве…

Этот вид горящей вражеской машины придал им сил и бодрости духа. Даже Люстиг, окончательно было потерявшийся, только и твердивший, что ему надо в госпиталь и что он убит, утихомирился и, схватив свою трубу, стал спешно ее чистить.

Слева, в самом углу охваченного заревом фронта, творилось что-то несусветное. Все пространство левого фланга было заполнено огнем далеких пожаров, непрерывно озаряясь вспышками взрывов. Трассеры, расходясь из угла во все стороны, полосовали ночное небо, пылали костры горящих машин.

Жар схватки раскалялся все больше. Это происходило много дальше от оборонительных позиций противотанкового батальона, протянувшихся вдоль шоссе, – может быть, в километре от «панцершрекеров». Отто знал, что там проходил неприступный рубеж канала Гаупт Грабен.

По сути, это был противотанковый ров, широкий, доверху заполнившийся вешней водой и превратившийся в непреодолимую для вражеской бронетехники преграду. Всю линию канала плотным огнем прикрывали окопанные танки и САУ, укрепленные ДОТы, а подступы к нему были заминированы.

Русские, с ходу натолкнувшись на эту преграду, могли начать поиски обходных путей и устремить свои силы сюда, в сторону хутора Хаттенов.

В окопе неожиданно возник Венгер. Он выскочил из темноты так вдруг, что напугал всех троих.

– Черт… – выдохнул Люстиг. – Я чуть в штаны не наложил. Ты что творишь, молокосос!..

Но Венгер словно не обратил внимания на встретивший его ор.

– Я – от Хорста!.. – с ходу, брызгая слюной, завопил он. – Приказ – боевая готовность!..

– Тише… тише ты… Чего орешь?.. – попытался утихомирить его Фромм.

Но Венгер был как невменяемый.

– Русские танки прорвались в направлении шоссе… – закричал он, подтверждая худшие опасения Хагена. – Двигаются на нас. И пехота… Черт… там это…

Глаза его расширились, забелев в черноте двумя огромными пятнами.

– Там… на хуторе… обоз разворотило… и местных… На куски… голова… И нога… нога…

– Погоди… – произнес Фромм. – В подразделении что? Где лейтенант? Убитых много?..

Но молодой солдат будто не услышал вопроса. Выкрикнув положенное, он махнул рукой и нырнул обратно в полумрак, разбавленный красными отсветами пожарищ.

– Ты видел его лицо? – спросил Фромм.

– Да… – коротко ответил Хаген.

– Парнишка еще не на то насмотрится… – процедил баварец, помогая Хагену привести заряды в порядок.

Люстиг быстро приходил в себя. Вот уже вовсю начал показывать, что именно он – первый номер расчета при двух вторых номерах, так что теперь Хаген и Фромм должны на него молиться, как на божество.

– Как же ты теперь, Фромм, без своего первого номера? – со свойственной ему нагловатостью в голосе спросил он баварца, с «дымоходом» наперевес выглядывая из-за бруствера.

– Черт… ну и дела… Там сущий ад творится… – сокрушенно произнес Люстиг, сползая обратно на дно окопа.

– Знаешь что… – произнес он, обращаясь к Фромму. – Мы должны перенести твои заряды сюда…

Он совсем оживился, всем своим видом демонстрируя, что его посетила гениальная мысль, которая обязательно обеспечит выполнение боевой задачи.

– Это с чего еще? – недоверчиво спросил Фромм. – Ничего я переносить не собираюсь…

– Что значит не собираешься?.. – с нескрываемой наглостью спросил Люстиг. – У нас будет два «панцершрека». Вы мне будете по очереди заряжать, а я – вести огонь… У нас ни один «иван» мимо не проскочит…

Фромм оставил ящик и выпрямился, глядя сверху вниз прямо на Люстига.

– У моего расчета есть своя позиция… – отчетливо произнес он. Дрожь скрытого гнева сквозила в голосе Фромма. – Ее мне определил герр лейтенант, и только он ее сможет поменять…

– Так ты же не стрелок… – не унимался Люстиг. – Как ты в одиночку будешь вести огонь из