они попытались продвинуться вперед. Как раз в это время и подоспели люди Аникина. Ощутив, что оборона русских посвежела и обрела новые силы, немцы тут же свернули атаку, заняв выжидательную позицию.

Кому из фашистов повезло, тот успел вернуться за спасительное укрытие склона. А те, кто застрял на полосе, судорожно окапывались. Одного из них только что настигли гранаты, метко брошенные метров с сорока.

Скорее всего, они уже сообразили, что главная проблема противника – это боеприпасы, и что следует постоянно беспокоить русских, вынуждая их расходовать драгоценные патроны и гранаты, и уже потом идти штурмом на обескровленных штрафников.

Враг отступил, но тут же на фольварк посыпались мины. Взрывы гремели с той стороны амбара с такой силой, что бревна под воздействием взрывной волны со скрипом шевелились.

– Скорее… двигаем… – крикнул Аникин и бросился бежать вперед, не оглядываясь. Сверху сорвало и с ухающим грохотом бросило вниз несколько листов жести, которой была обшита крыша. Они упали прямо за спиной бегущего следом Капустина.

Из-за угла прямо на Андрея выскочил Кокошилов, без пилотки и без каски, весь вспотевший и красный. Увидев Аникина, он не сдержал возгласа искреннего удивления:

– Товарищ командир!.. Живой! Откуда вы тут?

Аникин, увидев выскочившего навстречу бойца, инстинктивно вскинул автомат и чуть было не нажал на спусковой крючок. Запоздал из-за трофеев, которыми был обвешан.

– Че-орт… – с облегчением выдохнул Андрей. – Я ж тебя чуть не порешил…

Кокошилов пропустил это мимо ушей, даже не обратив внимания.

– Сюда, товарищ командир… – призывно махнув рукой, он показал обратно за угол амбара. – Тут нечего вам ходить. Немец простреливает. Щас вот минами решили нас взять. Черта лысого им…

– Ну, нагрузились… Может, помочь, товарищ командир?.. – с готовностью вызвался боец.

– Разгрузи вон Капустина… – мотнул головой Аникин. – И обоймы запасные возьми… Как у вас с патронами?

– Никак… – обрадованно отозвался Кокошилов, снимая с плеча Капустина немецкую винтовку за ремень. – Мы уж готовились принять ее, лютую… Фашисты полезли уж больно шибко… А тут вы как раз… Танкист-летеха сейчас как вдарил из своего «папаши»…

– Щас как вдарю за летеху… По сопатке… – угрожающе произнес Аникин.

– Виноват, товарищ командир… Ляпнул лишнее… – с напускным извиняющимся видом ответил Кокошилов, одновременно передергивая затвор.

– Ляпнул… – строго, но отходчиво сказал Аникин и добавил: – Если скопилось много лишнего, в лопухи беги… А языком нечего разбрасывать…

После этих слов командира Капустин, не выдержав, прыснул от смеха. Кокошилов тут же, за спиной Аникина, погрозил ему кулаком.

– Так я бы с радостью в лопухи… – как бы жалуясь, но неунывающим, озорным тоном подхватил Кокошилов. – Дак эти ж гады разве дадут куда отлучиться? Тут с ними сплошное мучение… Снаружи атака и изнутри – атака… И не знаешь уже, куда деваться…

– Не знает он… Если не знаешь, тогда в штаны давай, а только фрица в фольварк не пускай… – произнес Андрей, почти бегом обогнув небольшой, изрешеченный пулями сарайчик.

По пути Андрей успел заглянуть внутрь. Добротно сколоченный из досок, выстеленный утоптанным сеном, он служил для хранения сельхозинвентаря. Тут уже хозяйничал Латаный. Пробив в задней стене, смотревшей на канал, дыру, он устроил тут позицию для своего противотанкового ружья.

Между амбаром и сарайчиком и дальше, вдоль аккуратно постриженных, голых кустов самшита, выполнявших в фольварке роль живой изгороди, залегли цепью штрафники.

Латаному и другим, облюбовавшим амбар и сарай в качестве укрытия, Андрей приказал скорее переползать дальше, к кустам. Судя по первым минам, прилетевшим во двор, немецкие минометчики выбрали для себя амбар основным ориентиром для обстрела. Находиться здесь было опаснее всего.

Предположения Аникина подтвердила уже следующая волна мин, выплюнутая вражескими «ишаками». Первые две с ревом легли в «недолет» и «перелет», а третья, проломив крышу амбара, мощным взрывом изнутри разметала бревна в стороны. «Ишаки» работали «впродоль», словно по линейке выставляя точки падения своих мин в глубь фольварка.

Следующая тройка мин легла в линию рядом с первой, превратив сарай в груду горящих досок. Мощные взрывы, словно спички, подняли в воздух массивные бревна вместе с копнами горящего сена, щепками, осколками и комьями земли, окутанными непроглядной пылевой взвесью.

Когда эта пелена, накрыв бойцов, чуть осела, они увидели, что немцы предпринимают очередную попытку атаковать фольварк. Теперь они наступали силами до роты, быстро и слаженно, перебежками, причем двигались одновременно и с флангов, и в лоб.

Наверняка им удалось отремонтировать второй мост через канал, а может быть, навести новый. Хотя теперь это уже не имело никакого значения. Минометный огонь врага сдвинулся в глубь фольварка, куда-то на противоположный край. Скорее всего, немецкие минометчики давали простор для наступления пехоты, боялись накрыть огнем «ишаков» своих же.

Каданцев руководил обороной на правом фланге, вместе со своим башнером прижав немца к земле. Первые, особо рьяные атакующие покатились по склону, сраженные пулеметом Баклина. Это сразу убавило пыл остальных фрицев, заставив их вжаться в землю.

На левый фланг Андрей отправил Латаного, Липатова и еще двух бойцов, снабдив их «шмайсерами». Липатычу достались запасные патроны для трофейного «маузера» и два «яйца», как прозвали штрафники немецкие оборонительные гранаты за их округлую, гладкую, на скорлупу похожую форму.

Не успели бойцы выдвинуться на свой рубеж, как им пришлось тут же пустить гранаты в ход. Слева к фольварку подбирался пулеметный расчет. Липатов засек двух немецких солдат в тот момент, когда они, вскочив на ноги, наискось пробежали несколько метров и прыгнули в воронку, образовавшуюся от взрыва мины.

Один, бежавший впереди, в оттянутой левой руке сжимал МГ, правой рукой поддерживая ленту, свисавшую из затвора пулемета. Тот, что спотыкался следом, тащил в обеих руках черные квадратные коробки, скорее всего, с запасными пулеметными лентами.

Немцы успели нырнуть в воронку, когда штрафники залегли за массивным обгоревшим бревном, вырванным взрывом из кладки амбара и отброшенным сюда, метров за десять влево.

Липатов тут же вытащил трофейную гранату, переданную ему командиром. На самом верху гладкого корпуса гранаты, как кнопка будильника, торчал колпачок желтого цвета. Боец попытался отвинтить его, но он не поддавался.

– Вот черт… кочергу твою в дышло… – выругался Липатов и, поплевав на пальцы и обтерев их о край телогрейки, ухватился за колпачок еще раз.

– Ты у меня, падла немецкая, пойдешь, куда прикажут… – приговаривал он, сжимая ребро колпачка с такой силой, что его пальцы – огрубевшие, потемневшие от пороховой гари – побелели в фалангах. В тот самый миг, когда Липатов в сердцах изрек трехэтажное сооружение мастерской матерной работы, колпачок сдвинулся и, прокрутившись, отделился от металлического яйца. Из-под колпачка показался шелковый шнурок.

– Ты чего?.. Кидать ее собираешься? – недоверчиво спросил Латаный, приноравливая к выгоревшей выемке бревна ствол своего противотанкового ружья. – Не докинешь…

– Не надо тут дяде под руку… языком молоть… – еще не остыв от борьбы с колпачком гранаты, веско урезонил Липатов. – Этому гаденышу фашистскому головку свернул…

Он сунул Латаному под нос гранату с болтавшимся на шнурке колпачком.

– …Щас еще парочку голов своротим… Только покрупнее…