воплощал на холсте. «Именно Стюарт подогревал интерес Джона к знаниям, — говорил Артур Баллард. — Другими словами, Стюарт развивал его. В противном случае Леннон так никогда бы не узнал о дадаизме — он был слишком невежественен».
И наоборот, Стюарт часто выступал в роли пассивного слушателя, когда Джон во время их прогулок по улицам и коридорам сердито или цинично рассуждал обо всем подряд, подталкивая богатое воображение друга в том или ином направлении.
Время от времени Стюарт вставлял на первый взгляд невинное замечание, которое вызывало необъяснимую вспышку ярости у Джона. Ему требовалось довольно много времени, чтобы успокоиться. Затем Леннон вновь принимался безо всякой видимой причины подшучивать над товарищем. «За это мало даже повесить» — так выразился он об одной из первых абстрактных картин Стюарта.
«Я могу представить, как Джон безжалостно издевается над Стюартом, когда они остаются вдвоем, — вспоминал Билл Харри. — Он задирается, и если вы даете отпор, то этим дело заканчивается. Но если вы миритесь с издевательствами, он продолжает смеяться». Несмотря на то, что Стюарт время от времени огрызался, никакие слова или поступки Джона не могли дискредитировать его в глазах Стюарта — и наоборот. Границы размывались. Они стали одинаково одеваться и копировать манеры друг друга. Так, например, Джон стал стряхивать сигаретный пепел тем же жестом, что и Стюарт. Они разработали тайный шифр, разгадать который могли лишь немногие. Баллард считал Стюарта источником «этого дурацкого дадаистского юмора. Дадаистский элемент у Джона Леннона появился исключительно благодаря влиянию Стюарта».
Привязанность Сатклиффа к Леннону, в свою очередь, вылилась в его присутствие на репетициях с Джорджем Харрисоном и Полом Маккартни в те дни, когда студия колледжа была свободна. В другие дни Джон, Стюарт, Джордж и Пол часами просиживали за овальными столиками расположенного неподалеку кофейного бара. Кафе принадлежало Аллану Уильямсу, который стал играть роль своего рода менеджера для группы
Это дало Сатклиффу возможность купить в музыкальном магазине Хесси бас–гитару «Hofner President». Вместе с Джоном Стюарт придумал группе более привлекательное имя,
Но больше всего им не хватало ударника, отсутствовавшего со времен последних выступлений
Тем не менее,
Более того, Леннон избавился от явного ланкаширского акцента в произношении, и у него теперь сформировался сильный и живой баритон — другими словами, голос великого рок–н-ролльного певца. По канонам европейского бельканто Джон Леннон не умел петь — это не было «настоящим пением», таким же звучным и гибким, как у Роя Орбисона или Элвиса Пресли, когда он исполнял гимны. Голос Леннона утратил чистоту и интонационную прелесть — вероятно, потому, что он сознательно пытался копировать классических рок–музыкантов в период ломки голоса или сразу же после него. Подобно тому, как изысканный тенор Джина Питни превратился в похожий на звуки электрической дрели вой — правда, не лишенный странной привлекательности, — так и неровный дискант Джона был навсегда испорчен невнятным произношением Пресли, крикливыми интонациями Джерри Ли Льюиса, а также истеричной манерой Литтл Ричарда и Джина Винсента.
Голос Джона становился все более зажатым по мере того, как на его лице сквозь слой маскирующего лосьона проступали юношеские прыщи. Без усилителя он был почти беспомощен, но если очень старался, то каждый издаваемый им звук был подобен мазку на картине. Он откидывался назад, пока микрофон не оказывался на расстоянии вытянутой руки, и даже самая тихая вибрация протяжной ноты могла быть усилена до мощного рева.
Тем не менее, группе
Имя Роя (Винса) значилось и на гастрольной афише Эдди Кокрейна, похожего на Пресли талантливого певца из Оклахомы, который погиб в автомобильной катастрофе 17 апреля на пути от бристольского ипподрома в аэропорт Хитроу. «Ларри Парнс позвонил мне и сказал, чтобы я приезжал в больницу в Бэт, потому что жизнь Эдди в опасности, — вспоминал Игер. — Там хирург сообщил, что Эдди вряд ли выживет. Я ужасно расстроился, но на выходе из больницы меня встретил Ларри с представителями прессы и половиной своих проклятых поп–звезд, готовых использовать любой предлог, чтобы их фото попало в газеты. Я уехал, отказавшись разговаривать с Парнсом, который еще до того, как умер Эдди, стал рассуждать перед газетчиками о злой «иронии» последней песни Эдди, «Three Steps To Heaven» («Три ступеньки в рай»), а также о том, что я должен доставить гроб в Америку».
Доброжелательность в отношениях между Парнсом и Игером сменилась недоверием и подозрительностью, но Джин Винсент — тоже пострадавший в аварии — настоял на том, чтобы не отменять назначенные британские концерты, в том числе в Ливерпуле, где должны были выступить Лэнс Форчун, Джулиан Экс и другие менее известные артисты. В последний момент в список была включена группа Джерри Мардсена — теперь она называлась
После концерта в баре «Jacaranda» Парне обсуждал с Алланом Уильямсом следующее, менее амбициозное предприятие. Он объяснил, что нуждается в универсальном аккомпанементе, которым могли бы пользоваться его певцы. Среди них были упомянуты Марти Уайлд (в тот момент его слава несколько померкла, но очередной хит был уже не за горами) и Билли Фьюэри, уроженец Ливерпуля, который был на вершине успеха, впервые прорвавшись в лучшую десятку исполнителей.
Фьюэри, настоящее имя которого было Рональд Вичерлей, впервые встретил Парнса в 1958 году в гримерной Марти Уайлда в «Essoldo Theatre» в городе Биркенхеде. Рональд лишь недавно поправился после ревматической лихорадки, но Ларри, на которого произвели впечатление выступающие скулы и горящие глаза, дал ему новое сценическое имя и включил в состав участников концерта. Фьюэри, ставшего классическим примером сенсации одного вечера, одели в костюм из золотистой парчи, и началось его превращение из никому не известного певца в идола подростков. Билли/Ронни редко вступал в разговор с поклонниками, поскольку в те времена, вероятно, стеснялся своего ливерпульского акцента, который к югу от Бирмингема выглядел чужим, хотя и привычным.
Тем не менее Фьюэри больше подходил на роль английского Элвиса, чем Томми Стил или Клифф Ричард, которые к 1960–м годам уже прошли большой путь на эстраде. Однако ансамбль Ричарда,