Осторожно, стараясь, чтобы никто его не заметил, он один за другим опускал набитые золотом ящики под воду. Несколько раз он попытался сдвинуть грузовик с места, но колеса настолько увязли к грязи, что полумерами делу было не помочь. В конечном счете ему пришлось выбросить не часть груза, а больше половины.
Песеты, франки, доллары и золотые монеты – все до одной исчезли в воде, в кузове остались только бруски из чистого золота – тринадцать деревянных ящиков по шестьдесят четыре бруска в каждом. Таким образом, вместе с грузом Казакова пришлось расстаться с восьмьюдесятью семью ящиками. Вряд ли когда- нибудь представится возможность забрать их.
Болонский пустился в путь, заставляя себя не думать о потерях.
Если кто-то, будь то мятежник или республиканец, обнаружит, что Болонский везет золотые слитки, живым ему не уйти. Так что днем, принимая все меры предосторожности, он прятал грузовик в лесу, а после захода солнца безостановочно гнал его вперед.
Сейчас, когда он наконец добрался до места назначения, перед ним встала одна чрезвычайно важная проблема.
Не в его силах было что-либо изменить в сложившихся обстоятельствах, и все же потеря восьмидесяти семи ящиков, то есть золота общим весом более пяти тонн, была его виной, и ему придется за это отвечать. Не говоря уже о смерти Казакова – хотя по сравнению с потерей золота она почти несущественна. Да и надеяться на то, что Орлов, склонный жестоко наказывать своих сотрудников в случае провала, посмотрит на происшедшее сквозь пальцы, не приходилось.
Но ведь похищение золота было двойным предательством – Испанской республики и Сталина. Если об этом прознают, добром дело не кончится. И пройдоха Орлов, не раздумывая, постарается свалить всю вину на Болонского.
Против Орлова ему не устоять.
Выход один – скрыться от Орлова вместе со слитками. Хоть оставалось у него всего тринадцать ящиков, восемьсот килограммов золота составили бы в долларах примерно девятьсот тысяч. За такую сумму можно рискнуть и жизнью.
Болонский крепко сжал рукоятку пистолета и направился к скрытой во тьме постройке.
Хоакин Эредиа прислушался.
За стенкой, в комнате с земляным полом в глубине дома, слышался звук льющейся воды. Гильермо принимал душ.
Хоакин протянул руку к пиджаку Гильермо, висевшему на вбитом в стену гвозде, пошарил в карманах.
Карманы были пусты. Все до одного.
Не хочет, чтобы узнали, кто он и откуда. Да, видно, паренек не прост.
Хоакин поискал в нагрудном кармане его рубашки и нащупал что-то твердое. Но карман был пуст. Посмотрел с изнанки и увидел на внутренней стороне потайной карман.
Запустив туда пальцы, вытащил содержимое.
Это был плоский мешочек на шнурке. На лиловой ткани золотой нитью были вышиты какие-то знаки, похожие на буквы. Хоакин был уверен, что Гильермо, пли судить по чертам лица и хорошему испанскому, был индейцем ИЗ Южной Америки. Но мешочек, похоже был изготовлен где-то на востоке.
Ослабив шнурок, Хоакин перевернул мешочек вверх дном и потряс его. На ладонь упал плоский бумажный сверток, Маленький, но на удивление тяжелый.
Хоакин развернул сверток и от изумления даже рот раскрыл. У него на ладони лежал золотой кулон странной продолговатой формы. Судя по тому, как бережно его хранили, наверняка он был очень дорог владельцу.
– Чужие рубашки без спросу не трогать.
Хоакин испуганно поднял голову.
Не сводя с него глаз, в дверном проеме стоял Гильермо. В тусклом свете лампы на его могучем обнаженном торсе блестели капли воды.
Хоакин изобразил на лице заискивающую улыбку:
– Прости. Хотел, понимаешь, разузнать про тебя, вот и не удержался. Ты уж не сердись, ладно?
Пытаясь загладить вину, он аккуратно завернул кулон.
– Положи, где взял, – грозно проговорил Гильермо.
Хоакин засунул бумажный сверток обратно в мешочек и положил в потайной карман рубашки. Ссориться с Гильермо сейчас нельзя.
– Эта штуковина у тебя небось золотая, а? Классная вещичка.
Гильермо снял с гвоздя рубашку и пиджак и, не спуская глаз с Хоакина, быстро оделся.
– Не твое дело. Лучше поскорее доставь Гришину то письмо.
Гришин был русский и работал советником при службе информации республиканской армии. Хоакин получал от Гришина деньги за доставку писем от Гильермо к Гришину и обратно и выполнял различные его поручения.
О Гильермо Хоакин знал не много. Гильермо постоянно куда-то ездил, собирал информацию, а потом передавал ее Гришину – в этом, видимо, и состояла его работа. Поскольку он свободно проникал как на территорию республики, так и к мятежникам, Хоакин догадывался, что он не был простым доносчиком.
Сам Хоакин был
А цыганам было наплевать на то, чем кончится гражданская война. Не важно, попадет власть в руки мятежников или останется у теперешнего правительства – жизнь их от этого не изменится. Главное – заработать. Ради денег они готовы были выколоть собственные глаза.
Хоакин посмотрел на Гильермо:
– Понял, приятель, понял. Завтра с утра первым делом отнесу твое письмо Гришину. По рукам?
Гильермо покачал головой:
– Надо отнести прямо сейчас.
– Да куда ж ты так спешишь-то? Давай хоть по стопочке выпьем перед дорожкой.
Хоакин протянул руку к стоявшей на столе бутылке, когда за дверью неожиданно раздался голос:
– Сегодня пить не разрешаю.
Хоакин, вздрогнув, повернулся к двери.
Одеяло, висевшее на дверном косяке для светомаскировки, раздвинулось, и в комнату неторопливо вошел мужчина, облаченный в форму солдата республиканской армии. В руке у него был пистолет.
– Кто к нам пожаловал! – заговорил Хоакин. – Да это же лейтенант… лейтенант Болонский. И каким ветром вас к нам занесло в такое позднее время?
За последний месяц Болонский раза два приходил сюда вместе с Гришиным. К их негодованию, оба раза они нашли обитателей дома на реке за домом, весело удящих рыбу под звуки совсем недалекой бомбардировки.
– Простите за беспокойство, но я пришел к вам за помощью. Мне нужно, чтобы вы поработали сегодня вечером на благо правительства Республики.
Хоакин облизнул губы. Он обдумывал услышанное.
Болонский – человек щедрый. Может быть, с этого дела можно будет поиметь побольше, чем работая на побегушках у Гришина.
Быстро решившись, Хоакин радушно проговорил:
– С удовольствием, лейтенант. Всегда рад вам помочь.
Болонский кивнул и перевел взгляд на Гильермо. Одновременно со взглядом повернулось и дуло его пистолета.
– Так это вы, значит, тот азиат, о котором мне рассказывал Гришин? Вас, кажется, Гильермо зовут, так?
Гильермо слегка наклонил голову:
– Совершенно верно. Я – Гильермо.
– Лейтенант Болонский, из отделения разведки Красной Армии. Гришин мне говорил, что вас прислали из Коминтерна, это правда?
– Правда.
