конце и нажал на «отправить», надеясь, что это все-таки ее личный адрес.

Если нет, если Флек контролирует каждый ее шаг, тогда — я рассчитывал на это — он может принять записку за невинное послание от приятельницы… или — в самом худшем случае — Марта успеет связаться со мной раньше, чем он успеет прочитать текст.

Я немного поболтался по улице, попил латте в открытом кафе, сел в машину, проехал мимо дома, где когда-то жил вместе с Салли, и внезапно поймал себя на мысли о том, что перестал тосковать о ней очень быстро… если я вообще тосковал по женщине, которую считал любовью всей своей жизни. После нашего разрыва Салли ни разу не попыталась связаться со мной. Вне всякого сомнения, она записала на автоответчик: «Дэвид Армитаж здесь больше не живет». Но вид этого здания все-таки разбередил рану. Слегка… И я снова повторил стандартную фразу многих мужчин среднего возраста: о чем я вообще думал?

И снова у меня не нашлось ответа.

Переключив скорость, я выехал из Западного Голливуда и направился в сторону побережья. К шести часам я уже был в Мередите. Лес стоял за прилавком. Он удивился, увидев меня.

— Ты не любишь выходные? — спросил он.

— Я жду письма по электронной почте. Ты не обратил внимания…

— Не проверял эту чертову штуку весь день. Смотри сам.

Я включил «Макинтош», затаил дыхание и…

«Послание для Эмили Д.», — увидел я и открыл текст.

Я полагаю, ты знаешь, чьи это стихи. Еще я думаю, что твой корреспондент будет счастлив возобновить знакомство. Что за адрес ты дал? Я заинтригована. Позвони мне по сотовому: 555 37 39. Этим телефоном пользуюсь только я, так что это лучший способ связи, если ты понимаешь, о чем я. Позвони поскорее. С наилучшими… Красавица Амхерста».

— Ты не будешь возражать, если я воспользуюсь телефоном? — крикнул я Лесу.

— Действуй, — ответил он.

Я закрыл дверь и набрал номер. Марта ответила сразу. И знаете, мой пульс забился чаще, когда я услышал ее голос.

— Привет, — сказал я.

— Дэвид? Где ты?

— В книжном магазине в Мередите. Ты знаешь, где Мередит?

— Где-то на Тихоокеанском побережье?

— Точно.

— Ты купил книжный магазин?

— Это длинная история.

— Могу себе представить. Слушай, я должна была позвонить раньше, когда все это дерьмо свалилось тебе на голову. Но позволь мне сказать сейчас: то, что ты сделал… в чем тебя обвиняют… такие пустяки. И я сказала Филиппу, что если бы мне платили по доллару за каждый прочитанный мной сценарий, в котором присутствовали заимствованные строчки, я бы…

— Ты бы была такой же богатой, как он.

— Ну, боюсь, Филипп недосягаем. Но я хочу сказать следующее: мне жаль, что тебе пришлось пройти через все эти неприятности… особенно через оскорбления этого ублюдка Макколла. Но… Филипп подложил тебе мягкую подушку, на которую можно было упасть — я имею в виду сценарий.

— Верно, — сказал я беспристрастно.

— Кстати, твой сценарий мне очень понравился. Такой умный, такой подрывной! Когда мы встретимся, я попытаюсь отговорить тебя от того, чтобы его единственным автором числился Филипп…

— Ну, ты знаешь, как бывает… — так же беспристрастно сказал я.

— Знаю. Филипп объяснил мне, что ты боишься дурной огласки, если будет стоять твое имя. Но после того, как фильм выйдет на экран, я поговорю с ним: пусть признает, что настоящим автором был ты.

— Только если отзывы будут потрясающими…

— В этом не сомневайся, потому что на этот раз у Филиппа по-настоящему сильный сценарий. И ты наверняка слышал насчет Фонды, Хоппера и Николсона.

— Я всегда мечтал о таком составе.

— Мне приятно, что ты объявился, мистер Армитаж. Тем более что я после недоумевала…

— Мы не сделали ничего особо противозаконного.

— Салли… — сказала она. — Как твоя подруга?

— Понятия не имею. Это было одно из тех нелучших событий, которые произошли, когда…

— Мне очень жаль. А как дочка?

— Замечательно, — ответил я, — вот только после фотографий, запечатлевших мое столкновение с Макколлом, ее мать юридически запретила мне видеться с ней… на том основании, что от меня можно ожидать чего угодно.

— Господи, Дэвид, это ужасно!

— Верно.

— Слушай, сдается мне, что тебе пойдет на пользу хороший обед.

— Было бы неплохо. Если будешь недалеко от Мередита…

— Ну, сейчас я в нашем доме в Малибу, пробуду там с неделю.

— А где Филипп?

— Ищет натуру для съемки в Чикаго. Съемки должны начаться через два месяца.

— У вас что, все в порядке? — спросил я, стараясь выглядеть равнодушным.

— На короткое время была приятная перемена. Но недавно и ей пришел конец. А сейчас… наверное, все как раньше.

— Жаль.

— Comme d'habitude[33]…

— …как говорят в Чикаго.

Она засмеялась:

— Послушай, а ты не свободен завтра в обед?

И мы договорились встретиться в час дня в книжном магазине.

Закончив разговор, я спросил Леса, не мог ли кто-нибудь подменить меня завтра днем на пару часов.

— Да ладно, завтра среда, город мертв. Можешь вообще не выходить во второй половине дня.

— Спасибо, — сказал я.

Чтобы заснуть, мне понадобились три таблетки. Я продолжал слышать ее слова: «Филипп объяснил мне, что ты боишься дурной огласки, если будет стоять твое имя. Но после того, как фильм выйдет на экран, я поговорю с ним: пусть признает, что настоящим автором был ты».

Теперь я понял жестокую логику, с помощью которой этот фрукт сделал свои миллиарды. Если доходило до войны, он был настоящим художником. Это был его единственный большой талант.

Марта приехала точно в час. Должен признаться, выглядела она сияющей. Одета просто: черная футболка, черные джинсы и синяя джинсовая куртка. Но в ней явно было что-то от патрициев Восточного побережья. Возможно, ее длинные темные волосы, стянутые в пучок сзади, возможно, ее длинная изящная шея и высокие скулы… Она напоминала один из портретов Джона Сингера Сарджента, рисовавшего