служил где-то в Германии, поэтому решение об отключении должна была принять я. А я не могла сделать этого. Я как ненормальная жила в надежде, что случится чудесное исцеление и самая большая любовь моей жизни вернется ко мне целым и невредимым. — Марта тяжело вздохнула. — Потом одна медсестра, которая многое повидала, работая в реанимации, пригласила меня зайти в местный бар. В те дни я сидела у постели Майкла круглосуточно — не спала почти неделю. Короче, эта женщина едва ли не силком притащила меня в ближайший кабак и настояла, чтобы я выпила пару рюмок чистого виски. «Твой парень больше никогда не проснется, — сказала она мне прямо, без обиняков. — Чуда не будет, Марта. Он мертв. И чтобы самой не сойти с ума, ты должна отпустить его». Затем я уже сама выпила третью рюмку, и она отвезла меня домой. Дома я заснула и проспала двенадцать часов. А когда проснулась, сразу позвонила в больницу и сказала дежурному врачу, что готова подписать необходимые бумаги, чтобы снять Майкла с жизнеобеспечения… Через неделю после похорон я узнала о вакансии, которая открылась в репертуарном театре Милуоки. Мне удалось ее получить. Оставалось только собрать вещи и отправиться в дорогу. — Марта выпила вина, потом продолжила: — Я вот что хочу сказать: если ты убита горем, полагается ехать в Париж, Венецию или Танжер. А что сделала я? Я отправилась в Милуоки, штат Висконсин. Довольно большой город на западном берегу озера Мичиган, где тон задает компания «Аллис-Чалмерс», занимающаяся машиностроением… Да что тут говорить… — Марта замолчала и уставилась на море.

— И вскоре ты встретила Филиппа? — продолжил я за нее.

— Нет, не так уж и скоро: примерно через год. Но за ту неделю, что мы работали над сценарием, я рассказала ему про Майкла. Филипп был первым мужчиной, с кем я переспала после его смерти. Поэтому то, что Филипп не давал о себе знать, было вдесятеро тяжелее пережить. Я запрещала себе даже думать о нем… особенно когда увидела, что он сотворил со сценарием. Но потом он появился на моем пороге, умоляя о прощении.

— И ты его сразу простила?

— Нет, я заставила его побегать за мной. Что он и сделал, причем с большим прилежанием. Вскоре я поняла, что влюбляюсь в него. Он воспринимал меня такой, какая я есть, и это не могло не подкупать. И он во мне нуждался. Представляешь, он говорил, что я — самое лучшее, что случилось с ним. Это было удивительно — при таких-то деньгах он мог получить все что вздумается, а оказывается, ему не хватало меня…

— И он завоевал тебя?

— Да, в итоге завоевал… как рано или поздно завоевывает все… благодаря своей настойчивости. — Она еще выпила вина. — Но вся беда в том, Дэвид, что, как только он что-то завоевывает, он быстро теряет интерес.

— Глупец.

— Ха!

— Нет, правда, — услышал я свой голос. — Как кто-то может потерять интерес к тебе?

Марта задержалась на мне взглядом, затем протянула руку и погладила меня по волосам. И произнесла:

— Догадаешься, чьи стихи, получишь поцелуй!

— Эмили Дикинсон, — ответил я.

— Браво, — восхитилась она, обняла меня за шею и легонько поцеловала в губы.

Тогда я сказал:

— Моя очередь. Условия те же:

— Ну, это посложнее, — задумалась она, снова обвивая руками мою шею. — Эмили Дикинсон.

— Я потрясен!

Мы снова поцеловались. На этот раз поцелуи длился дольше.

— Теперь я, — сказал она, не убирая рук с моей шеи. — Готов?

— Абсолютно.

— Слушай внимательно, — заметила она. — Хитрый ход.

— Трудная задачка, — сказался.

— Давай рискни.

— Но вдруг я ошибусь? Что тогда?

Она притянула меня к себе:

— Я надеюсь, что ты дашь правильный ответ.

— Это случайно не… Эмили Дикинсон?

— Бинго, — просияла она и повалила меня на песок.

Наши поцелуи были страстными. После нескольких сумасшедших мгновений, однако, голос разума протрубил мне в ухо не хуже воздушной тревоги. Внимая ему, я попытался высвободиться, но Марта прижала меня к песку и прошептала:

— Не вздумай. Только…

— Не могу, — сказал я.

— Можешь.

— Нет.

— Всего на одну ночь.

— Так не получится, и тебе это известно. Такие вещи обязательно аукнутся. Особенно…

— Да?

— Особенно если… ты ведь знаешь, что одной ночью мы не ограничимся.

— Вот как? Ты тоже это чувствуешь?

— Что — это?

— Это…

Я мягко отстранил ее и сел:

— Я чувствую, что… пьян в стельку.

— Ты не понял, верно? — спросила она. — Посмотри вокруг: ты, я, это море, этот остров, эта ночь. Не какая-нибудь ночь, Дэвид. Эта ночь. Эта особенная, неповторимая ночь…

— Я знаю, но…

Моя рука легла ей на плечо. Она взяла ее и крепко сжала.