льдом, тарелка с маленькими кружочками черного хлеба, бутылка водки, также во льду, и красивые рюмки.

Гэри вынул бутылку из льда и торжественно передал ее Марте. Она взглянула на этикетку. Этикетка выглядела древней, надписи на ней были выполнены кириллицей.

— Вы по-русски читаете? — спросила она.

Я отрицательно покачал головой.

— Я тоже. Но уверена, что цифры — 1953 — обозначают год производства. Давайте, Гэри, наливайте…

Гэри ловко открыл бутылку и наполнил рюмки. Марта подняла свою и чокнулась со мной. Мы выпили. Водка оказалась очень холодной и очень мягкой. Я даже сморщился от удовольствия, когда почувствовал, как она охватила холодом мое горло, а затем направилась прямиком в мозг. Похоже, Марта испытала такие же ощущения.

— Срабатывает, — сказала она.

Гэри снова наполнил рюмки, затем предложил каждому из нас кружок хлеба с горкой икры. Я попробовал. Марта спросила:

— Одобряете?

— Ну, вкус как у икры.

— Гэри, я и сама смогу управляться с бутылкой, вы можете идти, — отпустила она помощника.

— Знаете, — сказала она, когда Гэри ушел, — раньше, до Филиппа, я совсем не разбиралась в модных трендах и не могла отличить… ну, не знаю… сумку «Самсонайт» от Луи Вьютона. Мне это никогда не казалось важным.

— А теперь?

— А теперь я обладаю обширными знаниями в этой области. Я знаю, например, что иранская икра стоит 160 долларов за унцию. Я также в курсе, что рюмка, которую вы держите, это «Баккара», а кресло, в котором вы сидите, настоящий «Имс», Филипп купил его за $4200.

— А до того как вы все это узнали…

— Я приносила домой 1800 долларов в месяц, жила в маленькой квартирке на одну спальню и ездила на «фольксвагене», которому было двенадцать лет. Между мной и дизайнерским ярлыком лежала пропасть.

— Вас расстраивало, что у вас нет денег?

— Мне это даже в голову не приходило. Я работала в секторе, не приносящем дохода, я скучно одевалась, и мысли у меня были скучные, но это нисколько меня не беспокоило. Наверное, я не ошибусь, если предположу, что вы ненавидели бедность? — спросила она неожиданно.

— С деньгами проще.

— Это верно. Но когда вы работали в «Книжном супе», разве вы не завидовали всем этим удачливым писателям, которых вы видели в магазине, с их семизначными гонорарами, «порше» на стоянке и часы от Картье на запястье…

— Откуда вы знаете о книжном магазине?

— Я читала ваше досье.

— Мое досье? У вас есть на меня досье?

— Вас это удивляет? Люди моего мужа собрали его, когда вы согласились приехать сюда.

— И что конкретно было в этом досье?

— Только газетные вырезки, ваша биография, список ваших заслуг и немного теневой информации, которую удалось разыскать по крохам…

— Например?

— Так, ничего особенного — что вы предпочитаете пить, какие фильмы смотреть, состояние ваших банковских счетов, портфель ваших инвестиций, фамилия вашего психотерапевта…

— Я не хожу к психотерапевту, — обозлился я.

— Но ходили. Сразу после того, как вы ушли от Люси и съехались с Салли. Вы ведь тогда полгода посещали доктора… Как же его звали?.. Может, Тарбак? Да, Дональд Тарбак, он принимал на авеню Виктории в Западном Лос-Анджелесе. Простите, возможно, я лезу не в свое дело?

Внезапно я почувствовал беспокойство.

— Кто вам это рассказал? — спросил я.

— Никто мне ничего не говорил. Это было в досье.

— Но кто-то должен был сообщить вашим людям все это. Так кто именно?

— Честно, я понятия не имею.

— Готов поспорить, что тут приложил руку этот маленький поганец Бобби Барра.

— Похоже, я вас расстроила, хотя не хотела этого. Но позвольте мне уверить вас: Бобби Барра вовсе не подсадная утка, а вы не в Восточной Германии, где большая часть информации — тайна за семью печатями. Просто мой муж очень основательный человек, он хочет знать как можно больше о тех, кого собирается нанять.

— Но я не просил никакой работы!

— Понятно. Филипп всего лишь хотел поработать с вами, вот и решил, что должен ознакомиться хотя бы с основными фактами вашей биографии. Сейчас все так делают. Конец истории. Хорошо?

— Я вовсе не параноик…

— Конечно нет, — сказала она, наполняя рюмки. — Давайте-ка пропустим еще по одной.

Мы чокнулись и выпили. На этот раз водка проскочила легко — явный признак того, что мое горло и мои мозги начали неметь.

— Теперь лучше? — спросила она.

— Хорошая водка.

— Вы считаете себя счастливым человеком, Дэвид?

— Что?

— Просто мне любопытно, не ставите ли вы под сомнение свой успех… ну, в глубине души, что ли?.. Действительно ли вы его заслужили?

Я засмеялся:

— Вы всегда так провоцируете людей?

— Только тех, которые мне нравятся. Но я права, верно? Потому что чувствую: вы не верите в свои достижения и втайне презираете себя за то, что бросили жену и ребенка.

Последовала длинная пауза, во время которой уже я потянулся за бутылкой и разлил водку по рюмкам.

— Простите, Дэвид, я задаю слишком много вопросов, — наконец сказала она.

Я поднял свою рюмку и залпом выпил.

— Но можно мне задать еще один вопрос? — спросила она.

— Какой?

— Скажите мне, что вы на самом деле думаете о фильме Филиппа?

— Я уже сказал…

— Нет, вы назвали его претенциозным дерьмом, но вы не объяснили, почему вы так считаете.

— Вы на самом деле хотите знать? — спросил я.

Миссис Флек кивнула.

Я сказал ей, что хуже этого фильма мне не доводилось видеть ничего прежде. Разобрав его сцена за сценой, я объяснил, почему герои совершенно абсурдны, почему диалог в точности подпадает под определение «искусственный» и даже придает ему новые оттенки.

— Вся эта затея не стоит и выеденного яйца, — позволил я себе откровенную оценку.

Я говорил, говорил и говорил, делая паузы только для того, чтобы принять от Марты очередную рюмку водки. Когда я наконец замолчал, то в ответ услышал давящую тишину.

— Ну… вы ведь хотели знать мое мнение, — произнес я, чувствуя, что язык слегка заплетается.

— Да, и вы его изложили.

— Простите.

— Зачем извиняться? Все, что вы сказали, истинная правда. Более того, я говорила Филиппу то же