себя. И тут полковник, кажется, окончательно потерял над собой контроль. Он схватил командира омоновцев за погон и попытался сорвать его. Офицер стал вырываться и пятиться назад. Кто-то кого-то сейчас переспорит.

А толпа стала выходить из-под контроля своего лидера. Большая часть сместилась к шеренге омоновцев, кто-то стал хватать бойцов за одежду, за ремни автоматов, висевших на плечах. Антон был удивлен, что ОМОН привезли с боевым оружием на митинг простых граждан. Привезли – ладно, вывели с ним перед населением. Чей это дурацкий приказ? Это же просто провокация!

Что-то подсказало ему, что сейчас тут решится многое. Как бы это помягче сказать, решится судьба местной демократии, демократии районного масштаба. Он вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер Быкова. Быков мгновенно сбросил вызов, и в трубке послышались короткие гудки. Полковник увидел у себя незнакомый номер и, возможно, был на совещании. Антон быстро набрал эсэмэску: «Ответьте, это Антон». Как только пришел «отчет», что письмо доставлено, он снова набрал номер Быкова. Теперь полковник не отвечал секунд двадцать. Антон представил, как невысокий квадратный Быков, валя стулья и столы, быстро покидает некое помещение чтобы поговорить без свидетелей. И что он ему сейчас выдаст!

– Ты! Я тебя, сопляка, по всей области ищу, я тебя уже… твою в душу… – вывалил на Антона Алексей Алексеевич, потом быстро погасил эмоции и уже немного другим тоном спросил: – Ты где?

– В Сарапинске…

– Где? – взбеленился Быков. – Какого ты там делаешь? Как тебя туда занесло?

– Потом, Алексей Алексеевич, все потом, – торопливо заговорил Антон. – Сейчас очень важная и срочная информация. В Сарапинске очень остро, острее, чем в других районах, стоит проблема нарушений в среде оперативного состава, следователей и прокуратуры с судами. Речь идет о ряде преступлений, которые совершены полицейскими в отношении невинных граждан и подозреваемых, и доказанном сокрытии их органами дознания. Алексей Алексеевич, здесь назревает огромный гнойник, и он вот-вот прорвется. Сейчас на моих глазах на площади перед зданием администрации ОМОН будет разгонять митинг возмущенных граждан. В основном женщин. У меня десятки доказательств, документальных подтверждений, десятки свидетельских показаний. И не просто против оперативников. У меня на крючке ваш «любимый» полковник Рамазанов.

– Антон, не дури! – прикрикнул Быков. – Ты там что-то задумал? Не дури, возвращайся в Управление. Доложишь, обдумаем все и примем решение.

– Некогда, Алексей Алексеевич, все решится сейчас. Срочно выезжайте, пока нет новых жертв, выезжайте с бригадой дознания. А я пошел на амбразуру. Скорее всего, меня сейчас арестуют… все, поздно разговаривать…

Он нажал отбой, уверенный, что полковник Быков поймет и оценит своей гениальной интуицией, что молодой лейтенант не ошибается. Говорить Антон больше не мог, потому что ОМОН перешел в атаку. Кто- то из женщин, распаленных речами и обвинениями, слишком увлекся. Может, резко дернули за одежду, а может, кто и ударил омоновца. Главное, что сейчас там уже шла потасовка, кого-то, истошно визжащего, уже тащили по асфальту в автобус, а кто-то с криками пытался отбить женщину. Рамазанов возвышался на ступенях администрации и взирал на все это хотя и с каменным лицом, но с явным довольством вурдалака.

Антон подбежал к толпе граждан, поймал за рукава двух мужчин, дернул, привлекая внимание, и закричал:

– Мужики, стойте! Их надо остановить! Сейчас ведь беда может случиться. Поднимите меня на плечи, мне надо докричаться до ОМОНа.

То ли глаза у Антона горели уверенным и жарким огнем, то ли эти двое мужчин сами понимали, что стычка с омоновцами добром не кончится, но они, переглянувшись, остановились в замешательстве, а Антон уже складывал им руки так, чтобы они могли подхватить его и посадить на плечи. Плечи двоих мужчин его могли выдержать.

– Стойте! – Пронзительный голос Антона прорезал площадь. Он сам не ожидал, что умеет так кричать. – Стойте все! Слушайте меня!

На него стали оборачиваться, на него уже смотрели, потому что он восседал в несколько необычной позе на плечах двух мужчин, которых многие в толпе знали. Выжидающе смотрели и хмурые, обозленные омоновцы. Эти ждали большей провокации со стороны «говоруна». Никто из них, кроме командира да Рамазанова, не узнал в этом светловолосом молодом человеке того самого Антона, который находился в розыске и чья поимка находилась на самом высоком контроле.

– Люди, стойте! – продолжал кричать Антон. – Не провоцируйте полицию на ответные действия. Так вы ничего не добьетесь. У них сейчас есть основания для задержания, они даже обоснованно могут защищаться от нападения при исполнении. Есть другое решение! Кто здесь опытный юрист Алимова? Вы подтвердите, что нельзя переходить в конфронтацию?

Антона слушали. Слушали в толпе, потому что более трезвомыслящие обрадовались этому вмешательству, тому, что можно обойтись без страшных последствий. Слушали даже омоновцы, которым совсем не хотелось воевать с женщинами. Слушали командир ОМОНа и полковник Рамазанов, которые опешили на некоторое время и не понимали, чего хочет этот тип, которого они имеют право арестовать прямо сейчас.

– Доказательства собраны, улики есть, – продолжал Антон. – Теперь мерзавцам не отвертеться, теперь они ответят за все. Расходитесь по домам, ждите. Скоро все изменится, скоро они сами будут сидеть за решеткой.

В толпе началось недовольство, послышались выкрики, что доказательства давно есть, а за решеткой никто не сидит, что судьи такие же продажные, что своих никто не осудит.

Антон ждал такой реакции, предвидел ее. Но и на этот шаг он решился потому, что увидел в толпе несколько знакомых лиц. Лица тех, с кем он разговаривал, кого опрашивал, просил помочь и дать в дальнейшем показания. Эти люди его узнали и слушали.

– Вот вы! – тыкал он пальцем в толпу в сторону знакомых лиц. – И вы, и вот вы! Все вы, с кем я разговаривал, послушайте меня. Не сейчас, не надо бойни, схватки. Я прошу вас подождать немного! Отойдите от омоновцев, все будет правильно, я обещаю!

В толпе загудели, чьи-то голоса стали подтверждать его слова. Пчелиный улей перестал гудеть возле шеренги ОМОНа, он уже расползался по площади. Антон спрыгнул с плеч своих помощников и тихо стал говорить всем встречным, кто оказывался близко, что не сегодня завтра все кончится, очень скоро за них возьмутся. Он вовремя замолчал, когда понял, что через толпу, уже почти не агрессивную, мощно, плечом вперед, пробираются омоновцы. Пробираться они могли лишь к нему. Народ ворчал, окликивал, задирал бойцов, но уже беззлобно, вяло.

Перед Антоном возникли командир с майорскими звездочками на черных погонах и трое его бойцов – неизбежный финал, к которому Антон был морально готов.

– Стоп, парни! – вытянул он руки ладонями вперед. – Я без скандала с вами пойду, но вы отпустите двух женщин, которых потащили в автобус.

– Разговорчивый! Пойдешь как миленький! – прорычал один из омоновцев.

Майор остановил подчиненного движением руки в перчатке, окинул взором людей, которые стали собираться вокруг них, потом внимательно посмотрел Антону в глаза:

– Пойдешь без фокусов?

– Я сказал! – твердо ответил Антон. – Неприятности никому не нужны. Тем более вам.

– Ладно, – кивнул майор головой в сторону автобуса, – двигай!

Антон пошел, пробираясь сквозь толпу и бросая в разные стороны короткие фразы, что ему ничего не угрожает, что он сейчас освободит только что задержанных женщин. Он просил никого не ввязываться и не волноваться.

На свободной территории, образовавшейся между «пазиком» и толпой, Антон остановился и показал майору глазами на автобус. Тот отдал команду бойцу, и спустя минуту женщин отпустили, даже проводили метров десять через площадь. Антон удовлетворенно улыбнулся и пошел к автобусу.

– Какого черта ты самовольничаешь? – ударил по ушам знакомый голос. – Майорские погоны надоели? Кто разрешил отпускать задержанных?