— Аврора, Аврора? Чем тебе помочь?
— Да… Поэтому и звоню. Не могли бы вы помочь? Деньги выслать племянникам, а через месяц я вам верну.
— Сколько? Адрес сообщи.
По сравнению с той помощью, что оказала Аврора, сто тысяч рублей вроде бы ничего. Однако, когда их нет, это почти годовая зарплата Цанаева. Да это дело чести, и он из домашнего запаса все деньги забрал, на работе аванс попросил, вновь залез в долги — выслал. И был очень собой доволен. Да вот жена обнаружила исчезновение денег, а потом в кармане квитанцию на сто тысяч на имя Таусовых, и устроила настоящий бунт.
— Почему ты шаришь по моим карманам? — возмутился Цанаев.
Дома более жизни не было, и он вновь обратился к Ломаеву — комнату в общежитии. Друг, конечно же, помог, но как будто все знает, сказал:
— Оставил бы ты эту Аврору — от нее покоя не жди, бедовая женщина.
— Ты ведь сам ее мне навязал, — отвечает Цанаев. — Небось, до сих пор ее любишь.
— А ты? — в лоб спросил Ломаев.
— Люблю.
— Тогда женись.
— А ты почему на ней не женился?
— Не вышла… А за тебя выйдет. Уверен, тебя она любит. Как мусульманин, ты можешь иметь хоть четыре жены.
— И одна довела, — вздыхает Цанаев, — вот до чего дожил, — с грустью он окинул взором комнату в общежитии.
Конечно, как друг, как председатель профкома, Ломаев, все, что мог, вроде бы сделал — бесплатно комнату выделил. А как иначе, если рыночная экономика, и все — за деньги. Да что это за комната — два на полтора; скрипучая, старая кровать, на которой Цанаев может только калачиком спать. И это, как считает он, небольшая беда. Хуже, что санузел общий на этаже, за пятьдесят метров идти надо, там такая антисанитария. Впрочем, есть и значительные достоинства: именно в этой комнате когда-то жила Аврора — целых два года! Этот факт как-то скрашивает быт Цанаева, тем более, что все это, как он представляет, временное житейское неудобство, зато дух Авроры витает.
И вдруг от нее звонок:
— Гал Аладович, простите за беспокойство… Звонила ваша жена, оказывается, я разрушила вашу семью. Столько оскорблений! И все о деньгах. Я на днях вышлю вам долг.
— О чем ты говоришь? — перебил ее Цанаев. — Это я тебе должен.
— Гал Аладович, я прошу вас, мне не нужны эти сплетни, эти проклятия вашей жены. Давайте прекратим всякое общение.
— Аврора, перестань! А докторская?
— Сама как-нибудь разберусь, — у нее очень резкий, обиженный голос. — На этом конец! Я вам очень благодарна. Спасибо за все. Я вам очень многим обязана. Но больше оскорбления вашей жены я слышать не могу… Кстати, на какой счет или по какому адресу вам выслать деньги?
— Аврора, — как можно мягче говорит Цанаев, — о каких деньгах ты говоришь? Я тебе должен. Я…
— Гал Аладович, — перебила она, — дайте счет или адрес.
— Счета нет, — после паузы сказал он, — а где живу сейчас, скажу… Мне приятно, что в этой комнате когда-то жила и ты. Что-то мне здесь о тебе напоминает.
— Где вы живете? — изменился голос Авроры.
— В 1401. Ломаев сказал, что и ты здесь жила.
— В 1401? — Цанаев слышит ее учащенное дыхание. — Да вы что? Профессор Цанаев — в 1401?!. Я там жила будучи никем, без прописки, только приехав из Чечни, уборщица!.. Да что это такое?!
Связь оборвалась. Цанаев подумал, что Аврора опять и этот номер отключит навсегда. Набрал, занят, вновь набрал, вновь занят, и тут к нему звонок:
— Гал, — это Ломаев, — только что звонила Аврора, ругает: «Такого ученого в 1401!» А что я могу сделать, Гал? Ты ей скажи, что переехал, а то она меня съест. Оказывается, ты великий чеченский ученый, а мы, дикари, не ценим тебя.
— Все нормально, — смеется Цанаев, и чуть погодя, к его крайнему удивлению, звонит жена:
— Ха-ха-ха, — недобрый смех. — Это сумасшедшая — твоя Аврора, совсем охамела. Сама мне звонит и нагло заявляет, что сам Бог меня, якобы, осчастливил, дав такого великого и знаменитого мужа, как ты, а я, дура, это благо и добро не ценю. Мол, «такого ученого и профессора в общагу, в конуру». Знаешь, как я ее послала?
— Представляю.
— Так вот, если ты такой умный и великий… Ха-ха, что-то никто не ценит тебя.
— Как дети?
— Ой-ой, что ж ты о детях вспомнил?
— Я о них не забывал. На каждой молитве о них Бога прошу.
— Во-во, эта сучка тебя сверхнабожным сделала. Этот алкаш ныне молится, в мечеть ходит. Нет, чтобы как все, работать и зарабатывать.
— Я работаю.
— И зарабатываешь?.. Короче, сделай так, чтобы эта дрянь больше не смела мне звонить, — кричит жена. — И вообще, я ей сказала, если ты такое «счастье», пусть забирает себе, не жалко. Понял? И ей передай. Ха-ха-ха!
Цанаев был очень зол, и в первую очередь, на самого себя. Действительно, до чего он дожил, что очутился в этой каморке — это, и вправду, стыд и срам. Что он за мужчина? Какой профессор, доктор физ- матнаук? А его труды? Да, в России ныне не до науки. Наука одна — делать деньги даже на науке. Он этому не обучен. Вот и Ломаев неожиданно к нему почему-то явился:
— Гал, конечно, комнатенка маленькая, — они вдвоем не вмещаются в это помещение и Ломаев в коридоре. — Да ведь ты сам знаешь — ныне все за деньги, а ты, как воспитался в СССР, так там и остался… Потерпи, а через пару недель хорошая комната освободится, и я тебя переведу.
— Да что ты извиняешься? — смущен Цанаев. — И так мне столько сделал — комната бесплатно.
— Что смог, — виноват Ломаев, и вдруг предлагает: — А давай, пойдем, поужинаем, как в старые добрые времена?
— Пойдем, — от такого предложения Цанаев отказаться не мог, из-за безденежья уже два-три дня питался всухомятку.
А Ломаев расщедрился, повел друга в хорошее кафе и даже водку заказал:
— Я пить не буду, — сразу предупредил Цанаев.
— Как хочешь, — сказал Ломаев, думая, что по ходу трапезы Гал Аладович не выдержит.
А Цанаев лишь ест, и тогда Ломаев не раз просил:
— Ну, давай за компанию… хотя бы рюмочку — для здоровья и аппетита.
— Нет, — категоричен Цанаев.
А его друг по жизни на спиртное особо не налегал, да тут, дабы «добро» не пропало, Ломаев стал пить за двоих и под хмельком разоткровенничался:
— Гал, ты ведь знаешь, что Аврора мне с кандидатской помогла… А теперь и на докторскую материал дала.
— Она ведь тоже докторскую готовит, — удивился Цанаев.
— Клянусь, Гал, я не просил, она сама предложила. Говорит, у нее исследований на три диссертации.
Как ни странно, в этот момент запиликал мобильный Ломаева. Он стал серьезным, отвечал отрывисто, только междометиями и так, чтобы сосед не слышал. Но Цанаев по своеобразному тембру узнал голос Авроры, правда, он не слышал, о чем речь.
Ломаев признался:
— Звонила Аврора. Просит, точнее, требует, чтобы я тебя в лучшую комнату перевел, — он залпом