Джесси лет шесть. Пока я лежу на диване, он шепчет мне на ухо — как выясняется, ответ на мой главный вопрос.
— Папа скоро повесит рождественскую гирлянду! Ты придешь посмотреть? Там лампочки разноцветные! Очень красивые, правда!
— Конечно приду, — обещаю я.
Оглядывая комнату, я уже почти сам верю, что когда-то жил здесь. Вот здесь мы с папой сидели, а вот тут обедали…
Луа уже лег спать, так что провожает меня Мари.
— Спасибо, — благодарю я. — За все.
Она смотрит на меня огромными добрыми карими глазами и говорит:
— Не за что. Приходи еще. Как время будет — так и заходи.
— Я зайду, — отвечаю я.
На этот раз совершенно честно.
На выходных я сворачиваю на Глори-роуд и прохожу мимо их дома. Рождественская гирлянда, как и обещал Джесси, уже висит, но она очень старая и блеклая. Кое-где недостает лампочек — видимо, разбились. К тому же они настолько древние, что даже не мигают. Над крыльцом растянуты проводки с лампочками разного цвета, вот и все.
И я думаю: «Надо будет сюда еще прийти и внимательно все рассмотреть».
Вечером, когда гирлянда уже горит, мои подозрения подтверждаются: только половина лампочек в рабочем состоянии. Половина — это всего четыре. Четыре разноцветных огонька освещают рождественский ужин семьи Татупу. Понятно, что ничего особенного. Но я думаю, прав тот, кто сказал: великое — всегда в малом. Просто нужно это малое заметить.
При первой же возможности я наведаюсь сюда еще раз. Когда все обитатели дома будут в школе или на работе.
Нужно что-то делать с этими негорящими старыми лампочками.
И я еду в «Кеймарт», огромный хозяйственный гипермаркет. И покупаю гирлянду — точно такую же, как та, что висит у Татупу над крыльцом, только новую. Большие, красивые зеленые, желтые, красные и голубые лампочки весело блестят боками. Среда, на улице жарко, может, поэтому никто не подошел и не спросил, что это я делаю на крыльце чужого дома, взгромоздившись на перевернутое ведро. Хотя и так понятно: снимаю старую гирлянду, разгибая один за другим гвозди, которыми закреплен провод. Но потом оказывается, что розетка-то в доме — провод тянется под дверь. Надо было заранее об этом озаботиться, ну что ж теперь поделаешь, — придется оставить все как есть. Я вешаю старую гирлянду обратно, а новую оставляю на пороге.
Просто кладу перед дверью, без всякой записки.
Что тут еще можно сделать, в конечном-то счете…
Хотя сначала я решил написать на коробке: «С Рождеством». Но потом передумал.
Дело-то не в словах, правда?
А в сияющих разноцветных лампочках над порогом. В великом, которое обнаруживается в малом.
5
Сила и слава
Вечером того же дня я сижу себе на кухне и ем равиоли, и тут к дому подъезжает мини-вэн. Рычание двигателя прекращается, хлопают дверцы. И в мою входную дверь барабанят чьи-то кулачки.
Швейцар для разнообразия решает немного полаять в ответ. Я успокаиваю пса и открываю.
На пороге стоит семья Татупу в полном составе: Луа, Мари и дети.
— Привет, Эд, — радостно говорит Луа, и команда Татупу хором присоединяется к приветствию.
— Мы тут в телефонный справочник посмотрели, но тебя не нашли. Пришлось обзвонить всех окрестных Кеннеди! Твоя мама дала нам адрес!
В наступившей тишине я лихорадочно соображаю, что им могла сказать моя милая добрая мама. Тут в разговор вступает Мари:
— Поехали с нами!
По дороге к дому в мини-вэне стоит необычайная тишина. Я сижу, зажатый со всех сторон детьми, и мне не по себе. В окне мелькают огни фонарей, словно передо мной открываются и закрываются страницы какой-то книги. Посмотрев вперед, я ловлю взгляд Луа в зеркале заднего вида.
Через пять, а может, через десять минут мы подъезжаем. Мари командует детям:
— Ну-ка все побежали в дом!
И уходит вслед за ними. Мы с Луа остаемся сидеть в машине.
Он снова смотрит в зеркало заднего вида — и снова наши глаза встречаются.
— Ты готов? — спрашивает он.
— К чему?
Он лишь качает головой.
— Да ладно, Эд, ты прекрасно знаешь, к чему.
И Луа выходит и закрывает за собой дверь.
И зовет меня через окно:
— Выходи, юноша.
Юноша.
Звучит не очень приятно. Многообещающе так звучит. Похоже, я его оскорбил — ну, тем, что купил новую гирлянду. А может, Луа решил, что это намек — типа, он семью не может обеспечить, и что я подумал: «Этот нищеброд и неудачник даже лампочки новые ввинтить не может, дай-ка я ему помогу». У меня не хватает мужества поднять глаза на дом. Мы просто идем и встаем на краю дороги. Луа поворачивается ко мне. Кругом темно. Очень темно.
Мы стоим.
Луа смотрит на меня.
А я смотрю в землю.
А потом я слышу, как хлопает дверь, причем пару раз. Из дома пулей вылетают дети, один за другим. За ними спешит Мари.
И тут я понимаю: одного ребенка не хватает.
Джесси.
Снова пересчитываю детей — и снова упираюсь взглядом в землю. И тут Луа громко кричит — так, что я аж подпрыгиваю:
— Давай, Джесс!
Мгновения падают. Я нахожу в себе силы посмотреть вверх.
И вижу: старый дом залит ярким светом. Лампочки сияют. Они настолько прекрасны, что кажется, это их огни поддерживают старые облезлые стены в воздухе. На лицах детей, Луа и Мари играют разноцветные отблески. По моим улыбающимся губам пробегаются волны красного цвета. Дети визжат от восторга и хлопают в ладоши. Кричат, что это лучшее Рождество в их жизни. Девочки берутся за руки и принимаются танцевать. Тут из дома выбегает Джесси — посмотреть на иллюминацию.
— Он очень хотел сам включить гирлянду, — говорит мне Луа, и я вижу, что у Джесси на лице самая широкая, самая благодарная и самая живая улыбка из всех, что я видел.
«Вот оно, прекрасное мгновенье, — приходит мне в голову. — Для Луа и Мари».
