очень-то интересуют. Нас вообще мало что волнует, признаться честно.
В результате я сдаюсь и говорю:
— Ладно, давайте устроим рождественскую вечеринку у меня. — И строго смотрю на Марва: — Но учти, Швейцар тоже будет присутствовать.
Судя по выражению лица, радости это моему другу не прибавляет. Но делать нечего, он соглашается.
А я все не унимаюсь:
— И вот еще что, Марв. Мы будем играть на Рождество в карты здесь, но только с одним условием.
— Каким?
— Ты принесешь Швейцару подарок.
Я не могу отказать себе в удовольствии воткнуть шпильку поглубже и даже провернуть ее в ране. Добившись от Марва уступки, нужно давить дальше, хотя результат уже превзошел все мои ожидания. Давненько я так не веселился!
— В общем, с тебя стейк — большой и сочный, заметь! И… — Ха-ха, старина Марв такого от меня не ожидал, это точно. — Ты должен будешь поцеловать мою псину. В морду!
Ричи щелкает пальцами:
— Отлично придумано!
Марв в шоке.
Он просто взбешен!
— Эд, это бесчестно! — взывает он к моей совести, но тщетно.
К тому же целоваться со Швейцаром все равно выгоднее, чем покупать индейку и заниматься готовкой. Так что Марв в конце концов соглашается.
— Ладно, уговорили. — И упирает в меня палец: — Но ты, Эд Кеннеди, натуральный извращенец.
— Премного благодарен за комплимент, дружище, — улыбаюсь я в ответ.
И понимаю, что — впервые за много лет! — радуюсь приближению рождественских праздников.
Я продолжаю наведываться на Глори-роуд в свободное от работы время. Да, живущая там семья еле сводит концы с концами, это понятно. Но что же требуется от меня? И вот однажды вечером, когда я, как всегда, стою на своем посту за кустами, ко мне выдвигается отец семейства. Он такой громадный, что может задушить меня одной левой. На лице у него явственно читается намерение так и поступить.
— Эй ты! — кричит он. — Ты там стоишь, а я все вижу! Очень хорошо тебя вижу!
Бежит он быстро, как носорог.
— Выходи из кустов быстро, ты, хитрое лицо!
Голос у него тихий и даже приятный — чувствуется, что парень не привык его повышать. Хотя с такими размерами ему и кричать-то не нужно — все разбегутся.
Но я не бегу. Стою на месте и успокаиваю себя: «Не волнуйся, Эд. Наверняка это часть задания».
Солнце садится за крышей дома, а мне приходится выйти из кустов. Я оказываюсь лицом к лицу с огромным, кудрявым, угрожающе выглядящим темнокожим мужчиной.
— Ты шпионишь за моими детьми?!
— Нет, сэр, — вскидываю я подбородок.
Нужно выглядеть уверенным в себе, честным малым.
«А в чем, собственно, дело? — поправляю я себя. — Где тут ложь?» Хм, ну да, это не ложь, а почти правда, ага…
— Так чего ты тут околачиваешься?
Остается врать, честно глядя в глаза, и надеяться, что парень поверит.
— Видите ли, сэр. Когда-то давно моя семья жила в этом доме…
«Отлично, — думаю я про себя. — Растешь над собой, Эд Кеннеди, врешь людям, не моргнув глазом».
— В общем, мы жили здесь давным-давно, много лет назад, — а потом переехали. И я время от времени сюда прихожу вспомнить детские годы и все такое.
«Господи, — молю я про себя, — сделай так, чтобы эта семья переехала сюда недавно».
— Папа мой недавно умер, и я прихожу, чтобы вспомнить, как мы с ним играли на лужайке. Я смотрю на вас, сэр, как вы своих детишек подкидываете и на плечи сажаете, и вспоминаю папу…
Лицо моего собеседника смягчается.
Ну и слава богу…
Человек подходит ко мне поближе. Солнце опускается на четвереньки у него за спиной.
— Дом старый, плохой, совсем развалюха, — машет он рукой в сторону своего жилища. — Но денег на другой пока нет…
— А мне кажется, нормальный дом, — улыбаюсь я в ответ.
Так мы беседуем еще некоторое время, а потом мой собеседник делает кое-что неожиданное. Он отступает на шаг, на мгновение задумывается и огорошивает меня предложением:
— Слушай, а может, зайдешь? На ужин! Мы будем рады.
Внутри меня все кричит: «Эд, откажись! Провалишь легенду!» Но я принимаю приглашение. Почему? Доставляя послание, нельзя искать легких путей.
И мы идем к крыльцу и заходим в дом. Прежде чем переступить порог, человек оборачивается и говорит:
— Меня зовут Луа. Луа Татупу.
— А меня — Эд Кеннеди, — отвечаю я, и мы пожимаем друг другу руки.
Точнее, огромная лапища Луа смыкается на моей ладони и не оставляет в ней ни одной целой кости.
— Мари? — зовет он. — Дети?
Луа оборачивается ко мне:
— Ну что, многое поменялось?
— А? — Тут я вспоминаю свою легенду. — Да нет, нет, все как прежде!
Тут из дверей вываливаются дети и начинают карабкаться по мне, как по дереву. Луа представляет меня жене и малышам. На ужин у них картофельное пюре с сосисками.
Мы едим, а Луа рассказывает анекдоты. Дети хохочут, хотя Мари клянется, что все анекдоты бородатые и они слышали их уже тысячу раз. Жена Луа выглядит не очень — морщины под глазами, измученный вид. Ей нелегко: работа (продавщица в супермаркете), дети, готовка, уборка… Кожа у нее светлее, чем у Луа. А волосы такие же темно-коричневые и кудрявые. Когда-то она была очень красивой.
У них пятеро детей. Естественно, они все разом болтают за едой, несмотря на увещевания мамы. И хохочут, хохочут. У них такие счастливые глаза, что становится понятно — вот почему Луа так любит и балует их.
— А можно, Эд покатает меня на спине, пап? — спрашивает одна из девочек.
Я киваю, и Луа говорит:
— Конечно, милая. Но ты забыла про волшебное слово!
Тони, брат отца О’Райли, говорил точно так же.
Девчушка стукает себя ладошкой по лбу, улыбается и восклицает:
— Пожалуйста! Пожалуйста, пусть Эд покатает меня на спине!
— Конечно! — улыбается в ответ Луа.
Дети успевают прокатиться тринадцать раз, — потом меня спасает Мари. Самый младший ни за что не желает слезать, но жена Луа снимает его с моей спины:
— Джесси, Эд очень устал!
— Ну ла-а-адно.
Джесси милостиво слезает, и я со вздохом облегчения валюсь на диван.
