— Сьюзен, что ли?
Марв выговаривает — словно выписывает — ее полное имя:
— Сьюзен Бойд. — И тут же пожимает плечами: — Они же съехали. И Сьюзен мне вообще ничего не сказала. Не предупредила даже. Три года назад пропала. С концами… Я все думал об этом, думал. Чуть с ума не сошел.
Тут Марв говорит, словно мои мысли подслушал:
— Ричи бы вообще не морочился. Обозвал бы девку шлюхой, выпил пива и пошел, как всегда, к букмекеру. — Марв грустно улыбается и смотрит в пол. — И типа все дела.
Мне хочется поговорить с ним. Ну, про все. Расспросить о девушке. Любил ли он ее. Скучает ли по ней до сих пор.
Но мой язык остается за зубами. Я молчу. Насколько хорошо мы позволяем друг другу узнать себя?
Молчание затягивается, и я наконец беру на себя смелость его нарушить. Ломаю тишину — с хрустом, как ломают хлеб и раздают нуждающимся. Вот так и я выдаю другу вопрос.
— Марв? — спрашиваю.
— Что? — впивается он в меня глазами.
— Как ты поступишь, если тебе, вот прямо сейчас, нужно оказаться в одном месте, а ты не знаешь, где это находится?
Марв надолго задумывается. Похоже, он все еще размышлял о девушке, когда я огорошил его своим вопросом.
— Ну… типа как если бы нужно было попасть на «Ежегодный беспредел»? — выдает Марв.
Что ж, сделаем скидку на возможности воображения моего друга.
— Ну, типа того.
— Хм… — Марв задумывается не на шутку и долго трет белесую щетину загрубевшей ладонью. Сразу видно, футбол для него крайне важен. — Я бы мозги вывихнул, представляя себе, как проходит матч без меня. И зная, что не могу ничего изменить. Потому что меня-то там нет!
— Короче, ты бы чувствовал разочарование.
— О! Точно.
Я перелопатил все городские планы. Перерыл старые, принадлежавшие еще отцу книги. Перечитал всякие местные истории. И ничего не нашел. Ни одной подсказки, где могли бы находиться пресловутые камни дома моего.
Дни и ночи распадаются. Ржавчина разъедает сутки по швам между тьмой и светом. Каждая минута стучит в голову напоминанием: что-то происходит. То неведомое, что я должен изменить или поправить. Или вообще остановить.
Мы продолжаем играть в карты.
Я ходил на Эдгар-стрит — все по-прежнему. Мужик так и не вернулся. Похоже, он навсегда забыл дорогу.
Мать с дочерью выглядят счастливыми. Во всяком случае, когда попадаются мне на глаза. Ну и слава богу.
Однажды вечером я прихожу к Милле — почитать.
Она в восторге, и, должен вам сказать, я не против снова побыть Джимми. Мы пьем чай, и на прощание я целую Миллу в морщинистую щеку.
В субботу иду на стадион — посмотреть, как там Софи. Она снова приходит второй, но, верная своему обычаю, бежит босиком. Софи замечает меня в толпе зрителей и кивает. Просто кивает — ей не до слов, она бежит, причем последний круг. Я стою за оградой, напротив финишной прямой — там-то она меня и замечает. Софи узнает меня, я узнаю ее — что ж, этого достаточно.
«Я скучаю по тебе, Эд», — сказала она тогда вечером в парке. А сегодня она бежит мимо, я смотрю на ее лицо, и на нем написано: «Я рада, что ты пришел».
Я тоже рад. Но как только забег кончается, я ухожу.
Это случается ночью, во время работы.
Я нахожу камни моего дома.
Точнее, все происходит строго наоборот.
Камни моего дома находят меня.
Приезжая в город, я всегда надеюсь снова встретить Элис. Особенно внимательно разглядываю людей у «Квэй»[5] и «Кросса».[6] Но она как сквозь землю провалилась — обидно даже. Да, время от времени ко мне садятся знакомые клиенты, но это пожилые дядьки, которые всегда лучше знают, как ехать, или молодые бизнесмены с мобильниками, вечно поглядывающие на часы.
Уже поздно, где-то в четыре утра, по дороге к пригороду ко мне садится молодой человек. Он поднимает руку, и я торможу. Парень уверенно стоит на ногах и блевать вроде не собирается. Я, знаете ли, этого не люблю, тем более под конец смены. Стошнит такого придурка — и все, подтирай потом за ним целое утро.
Итак, я останавливаюсь, и он садится.
— Куда едем? — спрашиваю.
— Прямо. — А надо сказать, голос его звучит угрожающе с первых слов. — Отвези меня домой, понял?
Я, конечно, занервничал, но все равно спросил:
— Домой — это куда?
Тут он поворачивается и смотрит на меня. Многообещающе так и неприятно.
— А туда, где ты живешь.
Глаза у парня желтые, как у кошки. Волосы короткие и черные. И одет он в черное.
Парень роняет еще два слова:
— Поехали, Эд.
Как вы понимаете, это предложение, от которого я не могу отказаться.
Он знает мое имя, а я знаю, что он везет меня туда, куда нужно трефовому тузу.
Некоторое время мы едем молча. Мимо пролетают огни, бледнеющие в свете утра. Парень сидит рядом, и я все хочу рассмотреть его — но ничего не получается. Каждый раз я физически ощущаю его взгляд. Эти желтые глаза готовы меня расцарапать.
Пробую разговорить странного пассажира:
— Ну…
М-да, хорошее начало разговора. Я бы сказал — безнадежное.
— Чего «ну»?
Так, попробуем зайти с другой стороны. Авось получится.
— Ты знаешь Кейта и Дэрила?
— Кого?!
Он выплевывает это с такой насмешкой, что мне не становится неловко, а сразу делается страшно. Но сдаваться не в моих правилах.
— Ну как — кого? Дэрила и…
— Я не глухой, между прочим, — отвечает он жестко. — Будешь еще трепаться и именами сыпать, не доедешь до дому. Понял?
«Почему, черт побери, мне все время попадаются либо бандиты, либо спорщики, — думаю я, — либо бандиты и спорщики в одном лице? Что угодно могу делать, но кончается все одинаково — бандиты и спорщики, спорщики и бандиты. Либо в дом ко мне припрутся, либо в такси сядут».
По ряду очевидных причин я молчу до самого конца. Знай себе рулю и пытаюсь рассмотреть клиента, все так же безуспешно.
— Вниз до упора, — командует он, когда мы выезжаем на Мэйн-стрит.
