— Наводи. Только без моего ведома ничего не выкидывай. Особенно — бумажки. Они еще мне нужны будут.

— Не выкину, не беспокойся. Ну, иди сюда ко мне скорее!

Аудитория. Студенты занимаются кто чем. Вбегает студент Петя.

П. Товарищи! Женька повесился на Танькиных трусах!!

Т. Кошмар! Вот негодяй! Как он нас подвел! Теперь мы не завоюем переходящее Красное Знамя передовика соцсоревнования! Как он мог?!

В. После занятий... Нет, лучше немедленно, вместо занятий проведем закрытое комсомольское собрание. Повестка дня — персональное дело.

К. Предлагаю избрать Почетный Президиум (перечисляет всех членов Политбюро) и послать приветственную телеграмму лично товарищу Леониду Ильичу, Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Верховного Совета СССР (перечисляет все титулы)... кавалеру ордена Победы, десятирежды Герою Советского Союза и Социалистического Труда, командору ордена Подвязки и рыцарю ордена Бани (перечисляет все награды)... лауреату Ленинской премии Мира и Ленинской премии по литературе, лауреату золотой медали Карла Маркса (перечисляет все медали за научные заслуги)... Брежневу.

Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают. Далее все собрание проходит стоя. Вася готовится зачитать приветственную телеграмму. Его останавливает представитель партийного бюро.

П. Студент Женя погиб на самом деле как герой, защищая честь любимой им непорочной девы.

В. Ясно! В таком случае предлагаю следующий текст телеграммы. Дорогой и любимый Леонид Ильич! Стоя над трупом героически погибшего товарища, мы клянемся и обещаем быть, а если Родина и Партия потребуют, то. В честь такого радостного события мы берем на себя повышенные обязательства в социалистическом соревновании за наилучшие показатели в сдаче экзамена по истории КПСС, а именно — получить всем по две пятерки.

Снова бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все взлетают под потолок от восторга и любви к. В этот момент входит Женя. На шее у него болтаются Танины трусики. Все бросаются к нему с криками «Женька молоток!», «Женька герой!». Женя подходит к Тане.

Ж. Тань, а Тань, пойдем ко мне. Васьки нет. Потушим свет. Запремся. Я тебя...

Т. Пойдем! Теперь я твоя навеки.

Взявшись за руки, все поют романтическую песню о любви. Занавес.

— Ну что же, — говорит Сталин, — для бывшего члена ЦК и сталинского холуя-академика это неплохо.

— Очень своеобразное мировосприятие, — сказал Маркс. — На Западе у нас он имел бы бешеный успех.

— Успех на Западе — не критерий, — бросает Берия. — А вот имел бы он успех здесь, у нас?

— Ни в коем случае, — сказал Ленин. — Пьеса лживая от начала до конца. А что думает по сему поводу наш молодой друг?

— Умные мысли приходят в голову только по пустяковому поводу, — отвечает МНС. — Сию минуту я сделал важное открытие в эстетике и спешу поделиться им с вами. Я считаю, что надо различать правдивость и адекватность литературного произведения. Правдивое произведение почти никогда не бывает адекватным, а адекватное — почти никогда не бывает правдивым. В чем тут различие? Когда мы говорим о правдивости произведения, мы сопоставляем его содержание с изображаемым материалом, отвлекаясь от его изобразительных средств. А когда говорим об адекватности, мы сопоставляем изобразительные средства с образом мышления современников с типом языковых выражений, короче говоря — рассматриваем это произведение как участника наших собственных размышлений и разговоров о чем угодно, о нашей жизни — в том числе. Худший случай — когда произведение отчасти адекватно и отчасти правдиво. Пьеса Петина именно такова: она чуточку правдива и чуточку адекватна. Шедевры литературы получаются лишь тогда, когда они либо сверхадекватны, либо сверхправдивы. Но никогда — если они то и другое. Ясно? А теперь — прочь! Мне надо рукопись кончать.

Случай второй. В партийное бюро учреждения, где я числился, поступил анонимный донос на одного сотрудника. Сотрудник обычный, как многие другие. Не очень умный, не очень образованный, не очень хороший человек. Образовали специальную комиссию из трех человек — расследовать дело. Я — председатель. Начали копать. Однажды поздно вечером сотрудник этот пришел ко мне домой. Говорит, в письме почти все правда. Но он умоляет меня быть человеком. У него трое детей, больная жена, престарелые родители. Что с ними будет? Не скажу, что он меня растрогал. Но я пообещал ему сделать все, что в моих силах. Я направил усилия комиссии в ложном направлении и скрыл факты. Почему я это сделал? Не знаю. Может быть, просто «из принципа», из духа противоречия. Не знаю. Но точно знаю, что с этого случая я уже никогда и никого не разоблачал, никогда и ни на кого не доносил. Того сотрудника потом все равно посадили и расстреляли. Но не из-за меня. И совсем по другому делу. Что стало с семьей, не знаю. Но нетрудно догадаться. Жена, скорее всего, умерла с горя. Старики... Куда отправляются старики?! А детей — в детдом или в колонию малолетних преступников. Это — обычное дело. Об этом столько уже написано. Я заходил к ним на квартиру — мелькнуло слабое желание взять одного мальчика к себе. Я же одинок! Но там уже жили другие люди.

Ни в коем случае не следует истолковывать этот случай так, будто во мне «пробудились человеческие чувства» и т.п. Я думал о себе. И то, что я не донес и вообще перестал это делать, было моим чисто личным делом. Я решал свои личные проблемы, а отнюдь не проявлял некий гуманизм. В последний я вообще никогда не верил и не верю. Это — сказки для слабых и дураков. Именно этим самым гуманизмом у нас в свое время парализовали способность населения к сопротивлению. И сейчас то же самое делают. Не любовь и сочувствие к ближнему (первая — миф, второе — мимолетно) есть рычаг реального прогресса, а способность к сопротивлению и к драке.

Я просто решил, что доносить, разоблачать и обличать — это не мое дело. Я это не хочу делать, подобно тому, как не хочу заниматься физкультурой, охотой и рыбной ловлей. Должен заметить, кстати, что, когда доносчики в качестве самооправдания говорят о наказаниях за недонесение, они обычно лгут. За недонесение наказывали только тогда, когда факт недонесения устанавливался определенно. Но в девяноста девяти случаях из ста никто и никогда не узнал бы о факте недонесения, если бы донос не состоялся. Доносы и разоблачения были делом сугубо добровольным, как и теперь.

— Наше общество, — говорит Добронравов, — имеет явное преимущество перед Западом хотя бы в