— Чего ты тут нюни разводишь, как девчонка?! — возмущается Кир. — Вон, смотри, даже твои телохранители ржут над тобой, тоже мне кот!

Хос, в отличие от людских подростков, на такое вообще внимания не обращает. Кот там, кошка, перед опасностью все равны. Но к телохранителям осторожно принюхивается, прижимая к животу свой рюкзачок.

— Здоровья вам, — сделав серьёзное лицо, произносит Эндан. — Я Эндан. Мы с Дорчжи будем вас охранять. Можете на нас рассчитывать.

Видимо, Азамат сделал им внушение, чтобюы говорили попроще, хотя Хос, по-моему, не очень слушает.

— А где дом? — нервно спрашивает он.

— Да вот, прямо перед тобой, — кивает Азамат.

Хос моргает, таращась на дворец, потом оглядывается.

— Не понял.

Дорчжи не сдерживается и прыскает, заставив Хоса подпрыгнуть и понять дыбом шерсть на голове.

— Вот эта огромная хреновина и есть дворец, дубина ты, — доходчиво поясняет Кир.

— Вот эта ледяная? — удивляется Хос, даже немного разгибаясь.

— Она не ледяная, она стеклянная. Пошли уже, долго ты нас тут будешь морозить?

Хос нерешительно шагает вперёд, и когда мы все двигаемся следом, прилипает к Азамату, путаясь у него под ногами. Только боевая выучка позволяет моему супругу ни разу не наступить на лапы.

Движемся мы медленно, потому что Хос обнюхивает каждый метр пути. В лифте он выглядит так, как будто вот-вот грохнется в обморок. Мы с Азаматом переглядываемся в том смысле, что, возможно, это была не самая лучшая затея. Только Кир ни разу не усомняется в правильности ситуации и, поливая бедного кошака кудрявыми эпитетами, заставляет его идти вперёд и слушаться.

Попав на жилой этаж, Хос методично четыре раза обнюхивает все помещения прежде чем выбирает себе комнату. Телохранители при этом ходят за ним по пятам, потому что им так положено, и от этого Хос тоже не в восторге. Но, как справедливо замечает Азамат, надо сейчас привыкать, чтобы на выездах не шарахаться. Инструктаж по использованию сантехники мы дружно сваливаем на Кира. Ему как-то удаётся добиться от Хоса понимания. Короче говоря, к ужину мы устаём так, как будто целый день разгружали кирпичи.

А на ужин к нам приходит Алтонгирел, и выглядит он так, что я начисто забываю про все прочие неурядицы.

Он желтовато-бледный с запавшими щеками тёмными кругами под глазами, всклокоченные волосы как будто давно не мыты, одет небрежно в смесь земной и муданжской одежды, что вообще-то считается на планете дурным тоном. Хоса и телохранителей он просто не замечает, хлопается в кресло и принимается буравить взглядом журнальный столик, на котором сервирован чай.

Азамат быстро делает знак парням, чтобы удалились вместе с Хосом в его новую комнату. Кир и сам понимает, что ему тут не место и быстро сматывается гулять. Мы садимся напротив духовника и ждём, что последует.

— Я всегда подозревал, что совет хочет моей смерти, — начинает он. — Но с этим принятием сана уверился окончательно.

— Каким ещё принятием сана? — хмурится Азамат. — Кто принимает?

— Ах да, ты же не знаешь, — отмахивается Алтонгирел. — Я поговорил со всеми. До единого. Со всеми Старейшинами-духовниками на этой планете. Лично, по телефону, по Сети. Все триста сорок два из них отказались взять Айшу в обучение.

— Ох, как плохо-то, — печалится Азамат. — А ведь я просил, специально проследил, чтобы все духовники получили рассылку с моим обращением, где изложил все преимущества её правильного обучения… Вот лентяи, не могут хоть немного поработать в непривычной области! А ещё рассказывают, что трудятся на благо планеты! — он мотает головой и раздувает ноздри, я даже удивляюсь: он никогда раньше так не злился на Старейшин. — У тебя есть какие-нибудь идеи, как поступить?

— Я принимаю сан Старейшины и беру её сам, — мрачно отвечает Алтонгирел.

Мы с Азаматом уставляемся на него.

— Как принимаешь? — не понимаю я. — Там же возраст…

— В сорок лет сан дают автоматически, — поясняет духовник утомлённым тоном. — Но его можно получить и раньше, если пройти определённые испытания, которые назначает Совет Старейшин.

— И каковы эти испытания? — подозрительно спрашивает Азамат, а я начинаю догадываться, почему Алтоша так выглядит.

— Ну, — духовник машет рукой, — моцог там, ночное бдение, серия разных предсказаний… отзывы опеки.

— Отзыв я тебе напишу, — быстро говорит Азамат. — Конечно, я больше не в твоей опеке, но ведь был много лет.

— Можешь не трудиться, — уныло произносит Алтонгирел. — Отзывы я уже собрал, все отличные. И вообще, мне всё это не составляет труда.

— А по тебе не скажешь, — бурчу я.

— Это нормально, говорю же, моцог, бдение… Но это уже всё позади. Осталось всего одно испытание.

Его голос звучит всё выше и менее уверенно, и под конец мне вообще кажется, что он сейчас заплачет.

— Какое? — очень насторожённо спрашивает Азамат.

Алтонгирел молчит, потом внезапно запрокидывает голову, несколько раз шумно вдыхает, закусывает нижнюю губу, подаётся вперёд, сжав кулаки добела и выдыхает:

— Я должен поведать свою самую страшную тайну последнему человеку, которому я бы её рассказал по своей воле.

Азамат сочувственно треплет его по плечу.

— А что, — интересуюсь я, — предполагается, что у всех духовников, которые метят в Старейшины, есть страшные тайны?

— Это индивидуальное испытание, идиотка, — поясняет Алтоша, зыркнув на меня ис-под всклокоченных косм.

— А-а, — понимаю я. — Ну и кто этот человек?

Духовник молчит, глядя в пол.

Азамат сжимает его плечо сильнее и тихо спрашивает:

— Это Лиза, да?

Алтонгирел обречённо кивает.

Мы с Алтонгирелом заходим в одну из пустующих гостевых комнат и плотно закрываем дверь, оставляя Азамата нервничать снаружи. Духовник категорически отказался посвящать в свою страшнейшую тайну ещё и его, дескать, я-то последняя, с кем он хочет ею делиться, а Азамат — предпоследний и в условиях испытания не значится.

Поскольку комната не используется, то в ней и нет ничего, кроме ковра на полу. На него-то мы и садимся лицом к лицу, скрестив ноги.

И сидим.

Минут через пять я решаю, что дала Алтоше достаточно времени на то чтобы собраться с силами и мыслями, и пора бы уже ему что-нибудь сказать.

— Если ты хочешь подумать ещё пару дней, нам не обязательно всё это время тут сидеть, — говорю.