снесла ворота усадьбы.

…Она гнала машину, кусая губы и проклиная себя за все. Ведь после первой же ночи, проведенной в апартаментах Шольца, она случайно услышала тот отрывок из его разговора с Расти… Услышала, но ничего не поняла! Как она могла не понять, что его отношение к жизни, к Расти, к ней самой может быть таким и только таким?! Свет фар машины отплясывал на неровной дороге какой-то странный жуткий танец, высвечивая временами то пугающе раскидистое дерево, то каменистую осыпь, которые тут же опять исчезали в темноте.

На очередном повороте машина пошла юзом. Сандра сделала какое-то резкое движение, ее нога сорвалась с педали, и двигатель заглох. В неожиданно наступившей тишине она услышала, как из-под колес «лендровера» осыпается гравий. Девушка рывком повернула ключ в замке зажигания, но в ответ раздался лишь бессильный скрежет стартера. Толкнув дверцу, она вышла из машины и глубоко вздохнула — в ночном воздухе чувствовалась свежесть… И эта свежесть внезапно отрезвила ее.

…А с чего это она, собственно, так взорвалась? Разве она не знала, что у Шольца есть другие женщины? Знала, об этом ей как-то говорила та же Расти. Разве он ей что-нибудь обещал? Конечно, нет. Он оскорбил ее тем, что предпочел ей другую? Тоже нет. Эта «другая» рыдает теперь в три ручья. Он не любит ее, Сандру? Да, не любит. Но разве она не знала об этом сама? И разве рыжеволосая девчонка не сказала ей давным-давно, что Урмасу никто не нужен?…

Он вообще не способен на любовь. Во всяком случае, на ту любовь, которая связывает мужчину и женщину в единое целое так, что они не мыслят себе жизни друг без друга. Он просто брал ее тело, а взамен дарил наслаждение… Представив себе обнаженное сильное тело Урмаса, склоненное над ее собственным, девушка почувствовала, как ее помимо воли подхватывает и уносит горячая волна воспоминаний.

Ради нее он отказался от постели с Расти, а ведь их отношения продолжались шесть лет! Господи, сколько же лет было этой девчонке, когда он впервые взял ее?! Она представила себе эту сцену, представила такие знакомые руки Урмаса, ласкающие худенькое, но сильное тело Расти, и застонала. Нет, она просто не могла это вынести! Она уговаривала себя, что все это уже в прошлом, и никто не в силах изменить прошлое… Разыгравшееся воображение рисовало все более откровенные картины близости Урмаса и Расти, и злые слезы наконец хлынули из глаз Сандры.

Шольц полумертв, закрыт, он носит ледяную броню, под которую мне лишь изредка удается проникнуть. Он отравил меня холодным ядом своей чувственности. А Джеймс — живой, теплый, способный по-настоящему согреть… Так кто же из этих двух мужчин — мой? Я просто умру, если не пойму, что со мной происходит!

Решения еще не было, но она уже садилась за руль. На этот раз ее рука уверенно повернула ключ, и двигатель послушно заработал. «Лендровер» задом выполз на дорогу, развернулся и двинулся в направлении Ламбервиля — Сандра ехала к Джеймсу…

Затормозив у ворот его коттеджа, она выключила двигатель. У нее было еще какое-то время, чтобы сделать окончательный выбор, но она, до боли прикусив губу, решительно надавила на клаксон.

Ворота открылись, а через минуту на ступенях дома появился сам Джеймс. Было уже далеко за полночь, но он, похоже, еще не ложился. Его белые брюки и белая рубашка ярко светились в темноте.

— Сандра, я бесконечно рад… Чем я обязан вашему появлению? — Его голос звучал радостно и одновременно встревоженно — так, что у девушки перехватило дыхание.

— Вы как-то приглашали меня в гости, — сказала она, пристально глядя ему в глаза. — Я решила воспользоваться вашим приглашением.

— Я бесконечно рад, — повторил он. — Пойдемте в дом.

Он подал ей руку и помог подняться по ступеням. Они прошли через полуосвещенный холл и по деревянной лестнице поднялись в его кабинет. Здесь горела лишь одна настольная лампа, и предметы в ее свете отбрасывали длинные тени на светлый ковер, которым был застлан пол. На большом рабочем столе стоял включенный компьютер и почти полная бутылка виски. Видимо, до появления Сандры хозяин работал.

Он усадил ее в одно из двух кресел с обивкой из светлой кожи, между которыми стоял стеклянный журнальный столик, и, подойдя к своему рабочему столу, поискал на нем стакан с недопитым виски.

Вы не хотите выпить чего-нибудь, Сандра? — Он так нежно произнес ее имя — словно ласкал его губами.

Девушка отрицательно покачала головой.

— У вас что-то случилось? — осторожно поинтересовался он, устраиваясь в другом кресле.

— Простите, что я ворвалась к вам среди ночи и мешаю работать, но… Мы расстались, и мне вдруг стало ужасно грустно. Я почувствовала, что нахожусь так далеко от дома, что я так одинока здесь… Кроме вас, мне не к кому было поехать.

Она произнесла эти слова, не обдумывая их и не ставя Джеймсу никаких ловушек. Она просто пришла — женщина к мужчине — и сказала, что он ей нужен.

Харпер поднялся и, подойдя к Сандре, опустился перед нею на колени. Потом он взял ее подрагивающую руку в свои горячие ладони и поднес к губам.

— Сандра, — прошептал он, — я так ждал вас и так счастлив сейчас…

И тогда она отняла у него свою руку, поднялась с кресла и начала расстегивать мелкие пуговицы на блузке… Джеймс вскочил на ноги и попытался обнять ее, но она властно отстранила его ищущие руки:

— Подожди, я хочу раздеться сама.

И когда вся ее одежда уже лежала на светлом ковре, а сама Сандра стояла перед Джеймсом совершенно обнаженной и белые следы от купальника ярко выделялись на ее загорелом теле, он все еще глядел на нее, боясь пошевелиться — словно не в силах поверить в свою удачу.

— Отведи меня в спальню, — потребовала она наконец. — Нет, не отнеси — отведи.

…Видимо от сильного волнения, охватившего Джеймса, у него все получилось не сразу, но это нисколько не разочаровало ее. Она жадно ласкала его и, почувствовав наконец, как наливается силой его естество, испытала первый спазм наслаждения. Его любовь к ней была такой нежной и страстной, что девушка понимала — этой любви хватит на двоих, даже если она не сможет ответить ему тем же. И когда он, почти дойдя до вершины собственного наслаждения, внезапно замедлил движения, пристально вглядываясь в ее лицо, она, ощутив испугавший ее саму прилив какой-то невероятной нежности к этому мужчине, тихо застонала, перед тем как разделить наслаждение с ним.

А потом он осыпал благодарными поцелуями ее лицо, шею, грудь, и она сквозь неожиданно подступившие к глазам слезы смотрела на него, понимая, что он — ее единственный мужчина. Но ее владыка, повелитель, хозяин — не он. Только с ним, с Джеймсом, она могла бы стать единым целым. Если бы не было Урмаса. И если бы не было этого проклятого завещания, из-за которого она вынуждена лгать. Лгать сейчас, лгать в будущем… Она была переполнена счастьем и любовью, но уже понимала, что утром уйдет. Уйдет насовсем.

Потом, когда что-то кончилось, а что-то другое еще не успело начаться, они лежали рядом, почти не касаясь друг друга и не разговаривая. Слова были не нужны. И поэтому, когда он произнес: «Сандра, я люблю тебя и»… — она остановила его:

— Не говори ничего, Джеймс. Я знаю, что ты хочешь сказать, и не хочу давать ответ, которого не существует.

И он понял. А потом они опять любили друг друга. А потом наступил рассвет. И тогда она, стараясь не разбудить уснувшего наконец Джеймса, покинула его дом. Решение, которое она приняла, было не из легких, но она была готова его выполнить.