— Там наверняка есть стипендии для перспективных студентов.
Я молча кивнул.
— Вы должны получить стипендию, — продолжала Кейт, одним махом решая все мои проблемы. — А после обучения вы сможете стать матросом, потом офицером, а там и капитаном. Будет ужасно досадно, если ваши явные таланты пропадут без пользы.
Мне не хотелось больше говорить об этом. Даже если я получу стипендию, в Академии учатся по меньшей мере два года — два года, когда я не смогу зарабатывать деньги и отсылать их маме и сестрам. Они рассчитывают на меня. Даже если бы Академия предложила мне место, я не смог бы принять его. Но почему-то я не решился сказать об этом Кейт. Мне было стыдно. Рядом с ней и всем ее богатством сама мысль о том, что ты беден, казалась постыдной. Невозможно. У нее самые добрые намерения, но сомневаюсь, чтобы она имела хоть малейшее представление о том, какова жизнь за пределами ее защищенного деньгами мирка.
Я взглянул на небо, прикинул, на сколько поднялось солнце, и вздохнул.
— Сейчас мы должны были бы подлетать к порту Сиднея, — сказал я.
Она повернулась ко мне:
— А что будет, когда мы не прилетим?
Похоже, она в первый раз подумала об этом. Я же с ужасом все время гнал эту мысль от себя. До сих пор мама, и Изабель, и Сильвия ничего не знали. Они не волновались. Теперь все изменится, если не сегодня же, то очень скоро. Я боялся, сможет ли мать пережить это, после того что случилось с отцом.
— Нас объявят пропавшими. Все решат, что мы упали в океан и затонули.
— Боже! — охнула она.
— Ваши родители сойдут с ума от беспокойства.
Она опять занялась скелетом.
— Что ж, во всяком случае, они устроят из этого неплохое шоу.
Я уставился ей в затылок, не уверенный, что правильно понял ее.
— Они обратятся ко всем важным особам, кого только знают, — продолжала Кейт, — и будут требовать информации, и ответов, и усиленных поисков.
— Ничего себе, — сказал я.
— М-м-м-м-м.
— У вас есть братья или сестры, которых больше любят? — спросил я. — Или вы одна у них на шее?
— Думаю, мои родители способны были вытерпеть только одного ребенка.
— Ну, вы довольно своенравная, — сказал я.
Она резко повернулась и уставилась на меня этими своими глазищами. Потом лицо ее смягчилось.
— Да, думаю, что так и есть. И тем не менее мне нравится, как это звучит. Правда, интригующе и захватывающе? Своенравная Кейт де Ври!
— Я начинаю сочувствовать вашим родителям, — заметил я.
— Не стоит, — отозвалась она. — Им не приходится особо терпеть мое своенравие. Есть мисс Симпкинс, а до нее было множество разных нянюшек. Как я теперь понимаю, ни одна долго не задерживалась. Моя мать ужасно занята, порхает в высшем свете, а отец руководит.
— Чем руководит?
— В основном деньгами других. Это поглощает большую часть его времени и энергии.
— А…
— О, с ними все в порядке, — продолжала она. — Они, полагаю, совершенно нормальные. Убийственно нормальные. Они не могли бы отпустить меня с дедушкой в путешествие на аэростате.
— А он действительно хотел взять вас с собой? — изумленно спросил я.
— Да нет, не хотел. Но даже если бы захотел, родители не позволили бы. Они, конечно, не желают, чтобы я училась в университете. Единственное, чего они от меня хотят, — чтобы я умела наряжаться, вести себя соответственно и не мешала им. А мои интересы, похоже, им мешают. И разговоры тоже. Мне всегда заявляют, что мои слова или ерунда, или не вовремя, или слишком дерзкие. «Кейт, ты дерзишь», — всегда говорит мама. Она ненавидит быть в неловком положении. Она скорее согласилась бы заболеть чумой, чем оконфузиться в высшем обществе. Ну там закашляться, брызнуть слюной и так далее.
— Я вот думаю, не ваши ли родители наняли пиратов потопить наш корабль.
К ее чести, она рассмеялась:
— Прошу прощения. Я слишком много болтаю, все это говорят. А ваши родители? Наверно, они скучают по вас, раз вы так часто уезжаете.
— Ну, мама, я думаю, скучает. А отец тоже служил на воздушных кораблях. Он погиб три года назад.
— Ох, как жаль. — Она казалась потрясенной. — Бедная ваша матушка. Она должна просто приходить в неистовство, слыша об «Авроре».
— Знаю, — ответил я удрученно. — Она вообще беспокойная. Она никогда не хотела, чтобы я занял это место.
— Вы ведь были совсем молоды, не так ли?
— Двенадцать — не так уж мало для юнги. Это была хорошая работа. И нам нужны были деньги.
— Так вы начали работать сразу после смерти отца?
Я кивнул:
— «Аврора» была и кораблем моего папы тоже. Капитан Уолкен, думаю, просто пожалел нас, но я не уверен, что мать когда-нибудь простит его за предложение взять меня.
— Но вы этого хотели, правда?
— Да. Я никогда не мог объяснить маме, как здорово работать на папином корабле. Все знали об отце и были очень добры ко мне, особенно капитан Уолкен. Баз сразу же взял меня под свое крыло — старший брат, которого у меня никогда не было. У меня словно вдруг появилась другая семья, небесная. И еще я часто чувствовал рядом отца, он навещал меня во сне. Но я обо всем этом помалкивал, потому что не мог показаться предателем маме, Изабель и Сильвии.
— Вы часто бываете дома?
— У нас регулярно бывают увольнения на берег. У меня две сестренки, почти такие же безобразницы, как вы. Мне следовало бы бывать дома побольше, — виновато добавил я. — Но теперь, когда не стало папы, это сложно.
— Он был великий рассказчик.
Я кивнул, пораженный, что она запомнила.
— Мысленно вы побывали с ним везде. Как я с моим дедушкой, — сказала она. — О, взгляните, я собиралась показать вам.
Она отодвинулась и полезла вниз, на землю. Из бокового кармана чехла для камеры она извлекла старую фотографию и, забравшись обратно на дерево, показала ее мне. Это был снимок класса мальчишек на крыльце школы. Все они были в форме — рубашка, блейзер и шорты.
— Можете сказать, где он? — спросила Кейт.
— Ваш дедушка?
— Вы с ним встречались.
— К тому времени он стал немножко постарше!
— Ну же, взгляните. Это же так очевидно!
Я припомнил облик старого человека на госпитальной койке, пытаясь представить себе его в детстве.
— Не знаю, — признался я.
— Ну в самом деле. — Она указала на одного из мальчишек. — Он так похож на меня.
— Правда?
— А вы не видите?
— Ах, ну да, эти длинные каштановые волосы, плиссированная юбка…
— Вы не шутите… И все-таки, разве он не прелесть? Посмотрите на его уши, как они торчат. А