Известный поэт, лауреат Ленинской и Государственной премий Николай Грибачев в годы Великой Отечественной войны командовал отдельным саперным батальоном, затем некоторое время работал во фронтовой печати. Тогда и была написана им и опубликована в армейской газете эта приключенческая повесть «Огни в тумане».

Человек, сидевший в потертом коричневом кресле, по габаритам напоминавшем полуторную кровать, был похож на императора Вильгельма усами, на Гинденбурга седым ежиком и на Германа Геринга одутловатостью и мясистым угреватым носом. Казалось, природа лепила это лицо сразу по различным образцам, не решаясь ни одному отдать предпочтение, и завершила свой труд маленькими серыми глазками, мутноватыми от старости и бессонницы.

Вероятно, в час победы генерал Мюллер мог бы выглядеть импозантно, на военном параде — внушительно: «Старый боевой конь». Но пора, когда он мог выглядеть браво и в полевых условиях, для него давно минула. Время как бы начинало лепить его заново, но делало это спустя рукава, злоупотребляя тусклыми красками и то снимая лишний материал, в результате чего образовывались морщины на лбу и у рта, то нашлепывая его без нужды в виде складок на подбородке и отечных мешков у глаз. Но еще хуже, что та же самая работа делалась и изнутри — обратный путь от Волги до Вислы, с глазами на затылке, перебалтывал все его представления не только о военном искусстве, но и о мире, в котором он жил. Он был достаточно ограничен, чтобы не сомневаться в правильности целей, поставленных Гитлером, — «жизненное пространство» на Востоке было историческим психозом немецкой политики, и фюрер, на его взгляд, стал лишь наиболее ярким выразителем подлинно немецкого духа. Но при всем том он был достаточно опытен и по-своему честен в оценке военного положения — высшая точка успеха пройдена, прошлого не вернуть, и осталось только делать все возможное для почетного выхода из игры. Он был стар, измотан, растерян и брюзглив — под стать тому предосеннему вечеру, который брел поверх землянки, пропитывая знобящей сыростью дороги и тропинки, обрывая листья садов и рощ за Вислой, между Сандомиром и Жешувом.

— Зачем вы ко мне его привели? — выговаривал он штабному обер-лейтенанту. — Что здесь, маскарад, пивнушка?

Видя недоумение, как бы застывшее во всей фигуре обер-лейтенанта, он раздражался еще больше. И было от чего. Генерал Мюллер считал, что ему вообще не везло в этой войне, что солдат ему присылают никуда не годных, участки выделяют самые трудные и опасные, а обеспечивающих средств дают меньше, чем другим. Что ему не везло и в первой войне, он уже позабыл. А что положение на других участках фронта ничуть не лучше, просто не мог представить.

К тому же положение в его дивизии в последнее время ухудшилось без видимых к тому причин. Среди солдат упорно ходили слухи, что русские готовят крупное наступление, что у них появились новые «катюши», которые одним залпом сметают целую роту и даже батальон, что замечены новые танки величиной чуть не с дом. Солдат же, который боится противника, — плохой материал для боя, он уже, фигурально выражаясь, ранен в спину. А из штаба между тем шли успокоительные сообщения, смысл которых сводился к тому, что резервы русских истощены в последнем наступлении и в крупных операциях наступила длительная пауза. Ее предписывалось использовать для совершенствования обороны и усиленной разведки.

С обороной все обстояло нормально. Дивизия копала землю так, что запах солдатского пота был вполне ощутим даже в армейских тылах. А с разведкой получалось плохо. Русские намертво закрыли свой передний край, и все попытки взять «языка» или хотя бы проникнуть в их расположение кончались крахом. Даром ели хлеб и наблюдатели — днем всякое движение по ту сторону фронта прекращалось, и в стереотрубах блестела лоснившаяся на ветру предосенняя трава да изредка маячил одинокий солдат. Правда, оперативники дивизии, хотя и с понятной осторожностью, разбавляли сухие сводки водичкой собственной фантазии, однако это не избавляло генерала Мюллера от упреков со стороны высшего начальства. В конце концов и оно, высшее начальство, стало осознавать серьезность положения и решило принять особые меры — в дивизию прислали специально тренированного для работы в неприятельском тылу разведчика и радиста в сопровождении капитана абвера Касселя.

Весьма вероятно, что разведчик, который называл себя баронетом Дессеном, готовился на более крупные роли с дальним прицелом. Но сейчас, когда судьба немецкой армии висела на волоске и от русских можно было ожидать нового сокрушительного удара, было важно знать, что происходит в их дивизионных и армейских тылах.

От заброски разведчика по воздуху пришлось отказаться: мало того что самолет неизбежно попадет под огонь зениток, приземление с парашютом в расположении войск противника ничего, кроме провала, сулить не может. Поэтому решено было перебросить его при подходящем случае прямо через передний край. Но такого подходящего случая не выпадало вот уже целую неделю. Сам баронет Дессен, впечатления героической личности отнюдь не производивший — за ним уже числились загулы и деликатные похождения во втором эшелоне, — при разговоре с генералом в присутствии капитана Касселя говорил:

— Меня готовили для работы в глубоких тылах, а вы хотите бросить меня прямо на окопы русских. Я ведь не танк!

Генерал Мюллер понимал, что разведчик в известной степени прав: много ли толку, если он сразу же сложит свою голову? Вот если бы заварилась какая-нибудь каша...

И вдруг этот глупый маскарад!

Час назад генералу Мюллеру позвонили из полка и сообщили, что захвачен русский разведчик. Он даже разволновался — такая удача! — и приказал немедленно доставить его в штаб. И вдруг к нему приводят баронета Дессена! На нем русская форма, вплоть до шапки со звездой, правая щека залита подсыхающей кровью, перепачкана в грязи, но... но высокое искусство грима известно уже на протяжении веков. Допустим, ему тоже интересно посмотреть на таланты этого титулованного шпиона, но штаб дивизии — не место для постановки глупой комедии с переодеванием.

— Вы, обер-лейтенант, — брюзжит Мюллер, — понесете заслуженное наказание. А вам, баронет, следовало бы заняться более достойным вашей миссии делом.

— Прошу прощения, господин генерал, — растерянно твердит обер-лейтенант, — это русский пленный...

— Значит, вас тоже одурачили. Как вы оказались в полку, Дессен? Для чего?

— Он не понимает, господин генерал... Это была русская разведка, они убили у нас четырех солдат и утащили унтера Фогеля.

— Что-о? — переспрашивает генерал, впиваясь кабаньими глазками в лицо обер-лейтенанта. — Этого еще не хватало!

— Так точно, господин генерал.

— Но как вы могли его захватить, если группа ушла?