Маг отбросил полузадушенного мальчишку и повернулся в мою сторону.

– Забери своего жениха, принцесса, и следи за его языком, если не хочешь получить в мужья кого-то другого, – голос колдуна звучал устало.

Мальчишка выглядел жалко: растрепанный, испуганный.

– Он прав, – прошептал юный герцог. – Я знал, что ради моего выздоровления мать пообещала отдать моего старшего брата в услужение храму. Будь брат дома, дядя не захватил бы полис…

– Кто знает? И брат мог не справиться с наемниками, вы всего лишь дети, – попытка утешить провалилась – Дрейк безразлично отвернулся.

Грустная история правителя полиса Камбэр долго занимала воображение людей. Хотя у вдовствующего арбитра был наследник, он женился вновь. Младшенький также унаследовал Дар видеть правду, но рос болезненным ребенком. Мачеха пообещала жрецам Жизни отдать в услужение пасынка, если они излечат ее ребенка. И арбитр не стал возражать. Через несколько лет правитель погиб при загадочных обстоятельствах, а его брат, во что бы то ни стало, решил возглавить полис. Мачеха обратилась в храм с просьбой отпустить из услужения пасынка. Ей отказали, объяснив, что юноша трагически погиб. И никто не смог противостоять захватчику. Осмелился один Эвгуст, который назначил себя опекуном герцога, фактически став хозяином полиса и земель его рода.

Мальчишка немного успокоился, и мы попрощались со служителями Предвечной. У дверей нас ждала охрана – два сатурийца из личного отряда императора Константина. Дюжий воин взял герцога под локоть. Второй телохранитель шел рядом со мной.

На площадке храма к нам присоединились еще четыре солдата из числа гвардии. Эвгуст и Константин как соправители сошлись в одном: они удвоили мою охрану.

Солнце стояло в зените и нещадно жарило, раскаляя стены домов и брусчатку. Осень в столице коварна своим непостоянством: утром идет промозглый дождь, а под вечер начинается парилка. Из-за жары улицы Семиграда вымирают на несколько часов. Я сняла теплую накидку и отдала ближайшему гвардейцу. Воин поморщился, но беспрекословно понес ее как заправская фрейлина.

Эвгуст все еще не выходил из храма. Прикрыв глаза ладошкой, я посмотрела на солнце. Хм, если вскоре я не зайду в тень, моя аристократическая бледность сменится неблагородным загаром. Легкий ветерок принес откуда-то аромат спелых яблок. Я подставила ему лицо и довольно зажмурилась.

– Принцесса, принцесса!..

По ступеням поднималась нищенка. Седая, морщинистая и неестественно смуглая, она медленно шла ко мне в развевающемся грязном тряпье. Облачко из роящихся мух кружило над ее головой.

– Принцесса, молю о милосердии! – старуха беспрестанно кланялась и трясла головой. – Принцесса!..

Ее отчаянный визг резал по живому – во времена правления императрицы Лелии, если верить летописцам, нищих не было.

– Что тебе, гражданка Семиграда? Я слушаю внимательно, – вонь от лохмотьев гражданки была такой силы, что мне, стоящей против ветра, приходилось нелегко.

Воины, не стесняясь, прикрыли носы руками и даже попятились назад. Ну да, общаться с народом – одна из обязанностей принцессы, м-да, моя обязанность.

– Мои дети, принцесса… мои детки не ели хлеба два дня… Прошу, принцесса, проявите милосердие! Я не хочу видеть смерть своих детей! – старуха стояла уже в трех шагах от меня и протягивала скорченную руку за милостыней.

Быстро отцепив кошель от пояса, я начала его развязывать – и, передумав, протянула его нищенке. Пусть забирает все – и скорее убирается прочь.

Старуха ловко преодолела оставшееся расстояние между нами и схватила деньги… вместе с моей рукой!

Звон рассыпавшихся монеток о мрамор. Мощный рывок – и я воткнулась лицом в зловонное тряпье на крепком плече нищенки.

– Всем стоять! Иначе я перережу ей горло! – мнимая нищенка издала грубый мужской рык – и я почувствовала, как холодное лезвие ножа вдавливается в область сонной артерии.

Смрад жег глаза, сбивал дыхание. Еще чуть-чуть и потеряю сознание.

– Принцесса не пострадает, если вы не будете дергаться! Братство справедливых не убивает женщин. Но во имя будущего нашего народа мы отступим от правил!

Я практически повисла на плече повстанца, вжатая в его тело. Его рука стискивала так сильно, что еще чуть-чуть и затрещат ребра.

– Назад, сатуриец! Мой нож быстрее тебя!

Крича на мою охрану, бунтарь медленно отступал, пятясь по ступенькам вниз. Я слышала, как лихорадочно бьется его сердце. Дыхание оставалось ровным – он был удивительно сильным и тренированным мужчиной.

«В рядах Братства много бывших воинов. Тех, кому с самого начала не понравилась политика Константина».

«Что мне делать, Грэм? Меня прирежут как куренка!»

«Пока не дергайся, еще не время…»

«Грэм! Я уже не могу! Я задохнусь, или он сломает мне ребра…»

«Да, объятия излишне крепки, как у изголодавшегося любовника… Прости, сапфироглазая! Потерпи немного! Я с тобой, малышка, я с тобой!»

Справедливый брат вдруг выронил меня, придушенную до синевы лица. Больно ударившись попой о камень, я жадно глотала свежий воздух.

– Свободу народу богов! – повстанец в лохмотьях вдруг как-то странно попятился и продолжил фанатично орать: – Смерть тиранам! Свободу северянам!

Зрачки его глаз расширены как у курильщика дурманного моха. Когда он поднял нож вверх и приставил к своему горлу, я все поняла.

Резко обернувшись к храму, я, что силы завопила:

– Нет!!! Не надо!

Я опоздала – повстанец взмахнул ножом и раскроил себе горло. Горячие брызги, блестя на солнце, полетели в лицо.

– Нет… нет, – как молитву шептала я, глядя на мертвеца, грузно осевшего к моим ногам.

Стоны и крики ужаса вывели из оцепенения. Внизу, у подножия лестницы корчились трое мужчин, также переодетых в лохмотья нищих. У двоих из них шла кровь – текла точно слезы из глаз, лилась из ртов, ноздрей и ушей. Темная кровь вытекала неудержимыми ручьями, заставляя их орать, срывая голоса. И не было уже в тех криках ничего человеческого.

Эвгуст, спускаясь к своим жертвам, прошел мимо, вскользь взглянув в мою сторону. Его плащ развевался против ветра как крылья воронья, слетающегося на мертвечину.

Я посмотрела на свои окровавленные руки – и неслышно заскулила.

Школа ордена Воды,

28-й день пришествия Эвгуста Проклятого

– И почему мы водимся с таким проходимцем, как ты? – удивился рыжий юноша.

– Потому что я веселый? – состроив невинную мордашку, предположил мальчишка и, усмехаясь, добавил: – И единственный, кто вас различает.

– Сие умение несомненной ценности, – буркнул третий рыжик, как две капли воды, похожий на первого, – и достойно поста магистра.

– А что? Может, я, правда, фиолетовый? – задиристо спросил мальчишка. – И стану хотя бы