пригласил меня с женой погостить у него в Ноттингеме. Он устроил по этому случаю большой прием, на который собрались все известные люди города.

В разгар вечера явились агенты Особого отдела и вызвали нас «на ковер». Хозяин был настолько возмущен, что едва не спустил на них собак. Мэр города, окружной прокурор и начальник полиции еле успокоили его: люди, мол, выполняют свой долг. Но в самом появлении агентов Скотланд-ярда на столь представительном собрании есть английский колорит. Наши спецслужбы вряд ли рискнули бы проверять документы у гостя в доме губернатора. А на Британских островах автоинспектор останавливает за превышение скорости на автостраде сестру королевы и преспокойно составляет положенный протокол о штрафе.

Как раз в те дни, когда наша страна переживала пик антиалкогольной кампании, я оказался в Овальном кабинете Белого дома. Рональд Рейган готовился к знакомству с Михаилом Горбачевым и первым похоронам «холодной войны». В преддверии их саммита в Женеве четыре советских журналиста — Генрих Боровик, Станислав Кондратов, Геннадий Шишкин и я — должны были получить интервью президента США. Подобной встречи не было четверть века, с тех пор как Кеннеди беседовал с зятем Хрущева — Аджубеем.

Всю ночь мы репетировали содержание и очередность наших реплик, ломали головы над тем, как за тридцать минут успеть каждому задать свой вопрос. Чтобы сэкономить время, решили отказаться от перевода, хотя напряжение наших сил от этого еще больше возросло.

Рейган выглядел гораздо моложе, чем мы ожидали, четко отвечал на каверзные вопросы. Мне показалось, что у него, как у наших телеведущих, за ухом скрыт наушник, через который ему по радио подают нужный текст.

После встречи было не до обеда — сразу отправились писать и передавать. Закончили только к шести вечера. И тут советник-посланник пригласил нас, совершенно вымотанных, не евших с утра, поужинать у него. Уютный посольский дом в Джорджтауне, в квартире — запах жареной баранины и пирогов, на столе — русская закусочка. Пожалуй, еще никогда в жизни так не хотелось выпить, чтобы снять накопившийся за день стресс.

Из кухни вышел хозяин с двумя кувшинами в руках и, улыбаясь, спросил: «Вам томатный или апельсиновый?» Мы оторопели. Потом подумали: шутка, розыгрыш. Но дело оказалось серьезнее. Окинули взором комнату и не увидели ни одной бутылки спиртного. Осень 1985 года была апогеем антиалкогольной кампании. И эта трезвая встреча с гостеприимным соотечественником запала мне в память даже больше, чем интервью в Овальном кабинете Белого дома.

Уныло вернулись в гостиницу и решили извлечь для себя урок на будущее. Возвращаться в Москву нам предстояло через Нью-Йорк. Я позвонил старому знакомому Олегу Александровичу Трояновскому, нашему представителю в ООН, а прежде — послу в Японии и Китае. Он был, как всегда, приветлив и радушен.

— Буду рад встретиться со всеми вами! Приходите вечером в представительство, посидим, побеседуем у меня дома, а потом приглашаю вас в китайский ресторан.

Чтобы не проколоться вторично, мы купили в аптеке бутылку виски, разлили в гостинице на четыре стакана, выпили и, застрахованные от неожиданностей, отправились в гости. Но Олег Александрович все- таки нас удивил, уже в положительном смысле. Он распахнул дверцы домашнего бара с целой батареей бутылок, чем мы с энтузиазмом воспользовались. Потом еще изрядно приняли за столом в китайском ресторане.

На обратном пути вспоминали: правильно сказано про русскую душу — «аршином общим не измерить». И не только при сравнении с иностранцами, но и меж нас самих…

А месяц спустя мне была присуждена Государственная премия СССР за книги «Ветка сакуры» и «Корни дуба», которые были впервые опубликованы в «Новом мире» за пятнадцать и за пять лет до этого. После торжественного вручения медалей и дипломов в Кремле лауреатов пригласили на банкет.

И тут пришлось вновь пережить такой же шок, как в Нью-Йорке. Хотя столы ломились от первоклассной русской закуски, наливали только фанту и пепси. Не удостоенные даже бокала шампанского, лауреаты в считанные минуты разошлись по домам и гостиницам, чтобы отметить знаменательное событие более подобающим образом.

Когда я работал в Пекине, Токио, Лондоне, а мое имя мелькало в газете, со мной то и дело искали встречи полузнакомые соотечественники. Дескать, прилетел на неделю в командировку. Привез вам с родины бутылку водки и буханку черного хлеба. Не могли бы вы помочь купить тут кое-что по домашнему списку?

Эту функцию брала на себя жена, которой одинаково нравилось тратить с пользой как свои, так и чужие деньги. Вторым пунктом повестки дня обычно был осмотр достопримечательностей, где роль гида доставалась мне. А на прощание устраивали гостю загородный пикник в каком-нибудь экзотическом месте.

В Англии я обычно возил москвичей в Гринвич. Колоритный городок за Темзой, знаменитая обсерватория, за ней лесопарк, где можно разложить выпивку и закуску прямо на нулевом меридиане. Кстати, по местным легендам, древние бритты метили рубежи своих владений мочой. Стало быть, тому, кто окропит Гринвичский меридиан или экватор, суждено повидать весь мир. Я со многими повторял опыт, и лично для меня поверье сбылось.

Возле нулевого меридиана я прожил пять лет, а вот на экваторе побывал лишь пару раз и второпях. Впервые это произошло в Сингапуре. Там есть отель «Раффлз», хранящий колониальную атмосферу викторианской эпохи. Ежедневно в половине шестого вечера на выходящей к морю террасе собираются джентльмены в белых смокингах, дамы в длинных платьях и белых перчатках до локтя. Они пьют из узких бокалов знаменитый «Слинг». Час коктейлей всегда совпадает в Сингапуре с тропическим закатом, ибо солнце на экваторе круглый год садится и встает в одно и то же время.

Именно в отеле «Раффлз» Вертинский впервые пропел о «бананово-лимонном Сингапуре». Однако цитрусовые, как и яблоки, там не вызревают: поскольку длина дня не меняется, во время весеннего цветения им не хватает солнечного света. В песне слово «лимонный», видимо, относится к феерическим краскам местного заката.

Во второй раз на экватор я попал в Сомали, когда там был с визитом Председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный. Тогдашнего главу государства мне уже доводилось сопровождать в Египет, Сирию, Турцию, Иран и Афганистан. Николай Викторович держал себя с журналистами дружелюбно, а когда выпадала свободная минута, любил потолковать по душам, послушать наши байки.

Во время такого мимолетного диалога я посетовал, что в нашей программе нет поездки на экватор, до которого от Могадишо всего час езды. Рассказал про поверье древних бриттов. Мол, интересно отметиться на экваторе, стоя одной ногой в Северном, а другой — в Южном полушарии. Микола Викторович рассмеялся и попросил такую поездку организовать («Только без телевизионщиков!»).

Выехали на рассвете, причем я впервые в жизни сидел не в двенадцатой, а в третьей машине эскорта. В месте пересечения нового шоссе с границей полушарий сомалийцы второпях насадили пальмы, которые за ночь успели завянуть. «В узком составе» прошли вдоль линии экватора, обозначенной на песке крупной галькой. И встав лицом к Южному полюсу, выполнили задуманный ритуал.

На обратном пути состоялся памятный диалог с министром информации Сомали, ехавшим в нашей машине.

— Скажите, а у вас в России есть экватор? — поинтересовался он.

— У нас, к сожалению, только Полярный круг.

— Зато у нас в Сомали целых два экватора. Старый, где стоял бюст Муссолини, который мы взорвали, и новый — на шоссе, которое помогли проложить советские специалисты. Теперь будем возить туда важных гостей…

Не знаю, удастся ли мне для полноты картины побывать и на полюсе. Это уже сделала моя дочь, унаследовавшая профессию востоковеда. Она уже повторила то, что я считал двумя экзаменами на звание япониста: во-первых, поднялась на гору Фуцзи, чтобы встретить там рассвет, а во-вторых, шесть часов высаживала рисовую рассаду по колено в холодной весенней грязи. Хотел бы отправиться с ней на