курс театральной жизни. Они же весь вечер толкуют о чем угодно, только не о недавно нашумевшей премьере. Лишний раз убеждаешься: люди за столиками умышленно не касаются того, что имеет отношение к главному делу их жизни, предпочитают затрагивать не карьеру, а хобби. Даже о политике в пабах спорят меньше, чем в любом питейном заведении на континенте.

Вступить в контакт с замкнутыми аборигенами, пожалуй, легче всего в пабе, где собираются соседи по месту жительства. Самые интересные из них расположены за городом, в предместьях, населенных средним классом. Загородные пабы с их пылающими каминами, дубовыми стропилами под потолком и старинной медной утварью в наибольшей степени хранят уют старой английской таверны. По достоинству оценить их очарование туристу удается редко. Для этого нужно знакомство с кем-то из местных жителей, который ввел бы своего гостя в круг завсегдатаев.

Только тогда понимаешь роль паба как незаменимого центра общинных связей. Именно тут можно получить дельный совет насчет ремонта крыши или прививки яблонь, найти покупателя для своей подержанной автомашины.

Состоятельные англичане, предпочитающие жить не в многоквартирных корпусах, а в загородных коттеджах, любят знакомить с соседями своего гостя, приглашенного на субботний ланч. Пока женщины осматривают сад, хозяин ведет приезжего в свою излюбленную пивную.

Имея поводыря, приятно исподволь изучать традиционный ритуал паба. Новичку лучше всего сначала сесть у стойки. Расположиться за любым столиком не тактично, ибо у постоянных посетителей могут быть собственные места. Будет ошибкой сказать: «Одно пиво, пожалуйста». Надо назвать емкость и сорт, например: «Пинту горького!»

В Шотландии самый распространенный заказ — «Пинту экспортного!», а в Ирландии: «Пинту Гиннесса!».

Американцам, привыкшим открывать пивные банки из холодильника, пиво в английском пабе кажется тепловатым. Англичане же подают его при температуре погреба.

Приходя в паб один, англичанин садится у стойки, оглядывает зал и приветствует знакомых. Если его пригласили к какому-то столику, он, по традиции, обязан заказать следующий раунд напитков для всех, там сидящих. Зато потом каждый из них отвечает тем же.

Что пьют в пабе? Зимой — биттер, то есть горькое английское пиво, летом — лагер, светлое пиво типа пильзеньского. Эксцентрики пьют портер. Женщины часто заказывают себе шанди — пиво с лимонадом.

Итак, паб для англичан — неотъемлемая часть их образа жизни, а для иностранцев — возможность заглянуть в душу замкнутых островитян.

Живя среди англичан, мне приходилось особенно часто заботиться о том, чтобы быть одетым к месту, как полагается. Вроде бы столичный житель, да и за границей второй десяток лет. И все-таки порой попадал впросак.

К примеру, приглашает коллега из «Тайме» на воскресенье в свой загородный дом. Будут, мол, лондонские собратья по перу. Одеваюсь, как на званый обед, и выгляжу белой вороной. Все мужчины без галстуков, кто в спортивной куртке, кто в пуловере. Во-первых, потому что уик-энд. Во-вторых, собрались не в городе.

Однажды меня с женой пригласили на знаменитую Хэнлейскую регату. Там на Темзе каждое лето состязаются гребцы Оксфорда и Кембриджа. Гонки считаются почти таким же великосветским событием, как скачки в Эскоте.

Пригласительный билет мне прислал знакомый шахтовладелец из Северной Англии, симпатизировавший советским людям. (В годы войны наши моряки спасли его отца, водившего конвои в Мурманск.) Узнав, что в студенческие годы я увлекался академической греблей и даже был чемпионом Москвы в составе восьмерки ЦДКА, предприниматель заявил: «Ваша книга об Англии будет неполной, если не побываете на регате». И достал нам места в королевскую ложу.

В отличие от приглашения на чай в Букингемский дворец, в правом нижнем углу этой карточки не было никаких указаний о том, как надлежит быть одетым. Посовещавшись с женой, мы решили, что она пойдет в шляпе (по аналогии с приемом в саду), а я надену синий блэйзер с серыми брюками и рубашку с отложным воротничком. Поскольку, мол, регата будет в выходной день и на природе.

Однако церемониймейстер остановил меня, сказав, что в королевской ложе джентльмену надлежит быть в галстуке. Выручила жена, которая повязала мне на шею свою газовую косынку. С этим бантом я стал похож на поэта-декадента Серебряного века. Но путь был открыт, ибо в каком именно галстуке быть джентльмену, вправе решать лишь он сам.

Часто говорят: у англичан — как у птиц: в ярком оперении красуется самец, тогда как самка выглядит невзрачно-серой. Метафора во многом верна. Англичанки действительно избегают всего броского, вычурного. Дама из высшего общества, считают в Лондоне, следует моде настолько, насколько это ей к лицу, но никогда не идет в авангарде моды. (Это дело звезд шоу-бизнеса.)

Наблюдая за англичанками в универмаге «Харродз» и других престижных магазинах Лондона, мы не раз убеждались: ни одна москвичка не подошла бы к блеклым расцветкам, которые привлекали местных покупательниц. Англичанки любят вещи скорее консервативные, нежели экстравагантные, скорее сдержанные, чем яркие, и притом сделанные на Британских островах.

Обобщение можно отнести и к мужчинам. По умению одеваться английскому джентльмену нет равных ни в Европе, ни в Новом Свете. Но и тут дело не в броскости, а в изысканности. Модного, «заграничного» настоящий джентльмен старается избегать. И вот поистине загадка туманного Альбиона: как из невыразительных компонентов складывается образ безупречно одетого мужчины?

Но вернемся на Хэнлейскую регату. Большинство людей на трибунах составляли студенты Оксфорда и Кембриджа в соломенных шляпах-канотье и клубных пиджаках-блэйзерах. (Тут я попал в точку.) Причем не только юноши, но также их отцы и деды были в форме своих колледжей, что позволяло по расцветке галстуков безошибочно определять болельщиков за ту или иную команду.

Места в королевской ложе включали приглашение на прием, который состоялся после гонок в большом шатре у реки. Шампанское в ведерках со льдом, отварные лососи на серебряных подносах, малина со взбитыми сливками — все в соответствии с вековыми традициями. Скачки в Эскоте бывают в июне — там угощают клубникой. Ну а месяцем позже, как раз к Хэнлейской регате, поспевает малина.

Ее величество с наследным принцем обошли шатер, кланяясь направо и налево. Все блюли дворцовый ритуал: разговаривать с членами королевской семьи вправе лишь те, к кому они непосредственно обратились. Так что обогатить свою журналистскую биографию вопросом к монарху мне не удалось.

Побывав на Хэнлейской регате, я понял, почему ее называют «ярмаркой женихов». Именно так! Хотя для нашего уха более привычно словосочетание «ярмарка невест». Что больше всего поразило меня на этой великосветской тусовке, так это девушки из знатных семей. Они были на удивление активны, если не сказать настырны. Оказывается, «в высоком лондонском кругу» дела нынче делаются иначе, чем в романах Ричардсона, которыми некогда зачитывалась пушкинская Татьяна.

Потенциальные невесты не ждали, пока кто-то обратит на них внимание. Они сами подходили к юношам, вели их к подносам с шампанским, порой буквально вырывали кавалеров друг у друга. А юные джентльмены покорно уступали им право выбора. Не исключаю, такая мужская пассивность — результат раздельного обучения в частных школах. Парни попросту не привыкли быть в обществе девушек.

Благодарю судьбу, что довелось побывать в королевской ложе на Хэнлейской регате. Это столь же красочная познавательная пьеса, как воспетые Бернардом Шоу скачки в Эскоте.

Моя книга «Корни дуба. Впечатления и размышления об Англии и англичанах» была впервые опубликована в журнале «Новый мир» в 1980 году. Не прошло и двух лет, как крупнейший британский медиа-магнат Роберт Максвелл заявил, что намерен напечатать ее перевод в своем издательстве «Пергамон пресс».

Владелец множества газет, радиостанций, телекомпаний и книгоиздательств, миллиардер Максвелл стремился углублять взаимопонимание с народами за «железным занавесом». Кроме книг писателей из соц- стран, он издавал сборники речей Брежнева и Хонеккера, Гусака и Кадара. Поэтому в беседе со мной в шутку назвал себя «красной акулой», в отличие от своего конкурента Руперта Мердока, которому, по его