она сидела в моей уборной и плакала навзрыд.

Когда я вошел, она быстро вскочила с места.

— Получилось?

— Нет, Мов… Я ни на что не способен…

— Я поняла. Ох, Морис, какой кошмар! Ты ничего не можешь без нее!

Именно это приводило ее в отчаяние. Я прислонился к стене. Стена была прохладной, и эта прохлада действовала на меня успокаивающе. Вошел Анри-Жорж в сопровождении Мованна. Наверное, прежде чем отправиться ко мне, он захотел поговорить с продюсером.

У обоих были весьма унылые лица. Первым заговорил Мованн. Мне подумалось, что такой же раздосадованный вид был у него, когда мы беседовали о контракте в его кабинете.

— Что происходит, Теллан?

— Понятия не имею, мосье Мованн… На съемочной площадке я погружаюсь в какое-то шоковое состояние, из которого мне никак не удается выйти.

— И отчего же оно возникает, это шоковое состояние?! А? — завопил Анри-Жорж. — Вы умеете играть на сцене, да или нет? Если нет, то какого черта вы здесь делаете, мой мальчик? А?

Он был раздражен до крайности. Мованн даже не пытался его сдерживать.

— Скажите, — продолжал Анри-Жорж, — кто играл в „Добыче“, вы или ваш брат-близнец?

— Она! — подала голос Мов, отрывая руки от заплаканного лица.

Мы взглянули на девушку. Анри-Жоржа и Мованна осенило одновременно.

Режиссер повернулся ко мне:

— Это правда, Теллан?

— Да, мосье. Люсия Меррер сумела заставить меня играть, потому что показывала мне все сама. Она великая актриса. Я только ее имитировал… Я всего лишь жалкий подражатель! Без нее я не могу сниматься…

— Это немыслимо! — заявил режиссер. — Если способны подражать, способны и играть!

— Надо полагать, что нет! — заметил Мованн.

— Замените меня! — взмолился я. — Я верну аванс, который вы мне заплатили!

Продюсер покачал головой.

— Плохо дело! Вся моя реклама и продажа за границу рассчитаны на ваше имя!

— Плевать я хотел на его имя! — воскликнул Анри-Жорж. — Я хочу настоящего актера, хорошего актера, даже если он не слишком подходит на эту роль! Настоящее кино не делают с бездарными негодяями!

— Успокойтесь, Анри-Жорж!

Но режиссер вышел из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью. Из коридора до нас донеслись его яростные крики. Очевидно, он решил сам позаботиться о моей рекламе.

Какое-то время мы молчали. Потом Мованн, приоткрыв дверь, позвал реквизитора.

— Пришлите мне Берже!

Берже, пресс-агент нашего фильма, был смышленый малый, с вьющимися, как у барашка, волосами. Другого такого назойливого типа надо было поискать. Если его выгоняли из чьего-нибудь кабинета, он, вместо того, чтобы изобразить оскорбленное достоинство, располагался на коврике под дверью, время от времени приоткрывая ее и спрашивая, не возникла ли в нем нужда!

Мы ждали его в полной тишине, не произнося ни слова. Здесь, в этой душной комнатке, я чувствовал себя как в неприступном логовище. Все западни, которые готовила мне жизнь, остались за его порогом.

Берже просунул в дверь свою курчавую голову.

— Вы меня звали, господин Мованн?

— Да. Я хочу дать тебе одно весьма деликатное поручение.

— О'кей! Я всегда готов, хоть добровольно на смерть!

Его шутка никого не рассмешила.

— Приведите мне Люсию Меррер. Можете рассказать ей все, что угодно, похитьте ее, если потребуется, но доставьте Люсию сюда любой ценой, слышите!

— Хорошо, патрон!

Он прикрыл дверь. Я избегал смотреть на Мов. Во мне рождалась робкая надежда.

Я различил ее шаги в коридоре. Я узнал бы их среди тысячи других и, по тому, как бешено заколотилось мое сердце, я понял, до какой степени люблю ее и ненавижу.

И вдруг она появилась, такая прекрасная, да что я говорю — просто великолепная! Такая спокойная, уверенная в себе, такая породистая! Она ждала этого момента две недели. Она знала, что рано или поздно все именно так и произойдет, что за ней придут и призовут на помощь к несчастному, терпящему бедствие!

Она пожала руку Мованну, бросила на туалетный столик сумочку и окинула долгим взглядом меня и Мов.

— Привет, молодежь! Ну, так что же у нас случилось?

Я не шелохнулся. Мов отвела глаза и принялась внимательно изучать носки своих туфель.

— Скажите же ей! — вскричал Мованн.

Он впервые терял контроль над собой; наверное оттого, что, как и я, ощущал огромную напряженность этого момента.

— Люсия, — произнес я, запинаясь. — Дело в том, что я не могу играть без вас. Я не способен сделать перед камерой ни одного жеста, если до этого вы не проделаете его у меня на глазах… Я хочу отказаться от фильма, но господин Мованн не соглашается.

Мованн, заложив руки за спину, мерил шагами комнату. Одна из подковок на его ботинках плохо держалась и производила звук, который жутко действовал мне на нервы.

Люсия закурила.

— Весьма прискорбно для тебя, мой мальчик, — вздохнула она, выпустив первое кольцо дыма… — Не могу же я, однако, всегда играть твои роли!

— Люсия, — вмешался Мованн, — мы сделали вместе четыре фильма, и вы знаете, я неплохой парень. Вы не оставите меня в беде. Это я обращаюсь к вам с просьбой. Я организовал потрясающую рекламу, сделал колоссальную ставку на этого придурка, и если мне придется его заменить, это будет просто катастрофа…

— Сожалею…

— Ну, полно, Люсия!

Она покачала головой.

— Мой фильм доказал, что эта „трансфузия“ таланта — дело неблагодарное. В этом меня убедила критика, не цветами, а розгами… Нет уж! Моя карьера близится к концу, и я не желаю заканчивать ее провалом.

— В данном случае вы ничем не рискуете, ваше имя даже не будет упомянуто… И я выплачу вам ваш обычный гонорар!

Она в раздумье нахмурила брови.

— Вы в самом деле сделаете это?

— Да, Люсия. Из двух зол надо выбирать меньшее!

Он направился к двери.

— Пойду побеседую с Анри-Жоржем, а вы договоритесь тут втроем. И помните, что ссора никогда не доводит до добра!

Стоило Мованну выйти за дверь, как Люсия сбросила маску. Уголки губ опустились, а в глазах вновь появился тот безжалостный блеск, от которого меня всегда бросало в дрожь.