кружащей над большим кувшином с патокой.

Но он несколько приободрился, когда заметил, что его слова произвели-таки на Эмму впечатление.

— Не слишком ли это платье откровенное? Вообще-то я собиралась в нем венчаться, вот и подумала, что не стоит пропадать добру.

Она протянула руку, чтобы взять шаль и прикрыть плечи, но Нед покачал головой, и она оставила шаль висеть на спинке стула. Потом она рассмеялась.

— Мистер Уитерс, можно сказать, оказал мне благодеяние, бросив на вокзале на произвол судьбы. Если бы я вышла за него замуж, то сейчас готовила бы ему ужин, а не сидела в столовой этого прекрасного отеля. — Помолчав, она добавила: — Между прочим, женщина, изображенная на броши, — моя мать.

Эти слова снова заставили Неда опустить глаза на ее грудь, которая притягивала его взгляд как магнитом; правда, брошь его интересовала в последнюю очередь. Поэтому он испытал немалое облегчение, когда к ним подошел официант, чтобы принять заказ. Нед отвел глаза от грудей Эммы, глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. Чтобы задуманное дело выгорело, он должен был хотя бы какое-то время снова относиться к Эмме как к сестре.

Когда официант отошел, Эмма, аккуратно разложив вокруг своей тарелки ножи и вилки, сказала:

— Ты был прав, что уговорил меня остановиться в этом отеле. Прежде чем ты за мной зашел, я прошлась по коридору и осмотрелась. На втором этаже, где мы расположились, заняты только две наши комнаты, а так как оба поезда — восточный и западный — уже прошли, сомнительно, чтобы постояльцев в отеле прибавилось. Что же касается постояльцев на первом этаже, то они, конечно же, могли бы воспользоваться задней дверью, если бы не ширма, которая закрывает ее со стороны холла. Чтобы увидеть дверь, надо подойти к ней вплотную. Это позволит нам входить и выходить из отеля, не будучи замеченными.

Нед вскинул голову и одарил ее скептическим взглядом.

— Много ты понимаешь! Да и вообще, чего это ты вдруг решила заниматься всем этим. Это мои дела.

Эмма с минуту размышляла над его словами.

— Я связала свою судьбу с твоей; поэтому было бы странно, если бы я не обдумала как следует то, что нам предстоит сделать, и не изучила досконально место, где должны развернуться события. Не думаю, чтобы тебе понравилось, если бы вдруг выяснилось, что твоя напарница — не умеющая думать и рассуждать тупица. Или ты взял меня с собой не в качестве напарницы, а с какой-нибудь другой целью?

— Если бы я преследовал другую цель, то не тащился бы в Джаспер, а остался в «Чили-Квин», — сухо ответил Нед.

— Справедливо замечено, — сказала Эмма. — Поэтому предлагаю обсудить план действий заново — и во всех деталях.

Подошел официант и поставил на стол заказанные ими блюда. Эмма взяла вилку, воткнула ее в выбранную ею отварную макрель, да так и застыла. Нед, напротив, заговорил только после того, как проглотил несколько кусков теста и мяса.

— Какие еще, к черту, детали? Мало, что ли, мы этот план обсуждали? Если сделаем все, как задумано, осечки быть не должно. Завтра с утра мы отправимся в банк и разменяем там купюру. Это даст нам возможность выяснить, сколько в банке народу, как он функционирует и открыт ли сейф. Вот, пожалуй, и все. — Нед наколол на вилку кусок «энчилада» — блинчика с острой мясной начинкой — и отправил себе в рот. — На дело пойдем в полдень. Полагаю, это самое удобное время для того, чтобы взять кассу. Хозяин уйдет обедать, и в зале останется только один клерк — максимум два.

Подошел официант, чтобы забрать его тарелку, и Нед перевел разговор на другую тему.

— Что это ты, сестричка, ничего не ешь? — сварливо спросил он.

— Не нравится, — коротко ответила Эмма и откинулась на спинку кресла, давая тем самым знать официанту, что он может взять и ее тарелку. — Наверняка здесь все несъедобно — за исключением твоей подливки, разумеется. — Нед видел, как у нее едва заметно дрогнули в улыбке уголки рта.

Нед попросил официанта принести кофе и десерт.

— Все, что угодно, кроме пирога с маринованными фруктами. Он до черта мне надоел дома. — Нед перевел взгляд на Эмму. — Извини, сестрица, если что не так сказал.

Официант вернулся и принес кофе и две тарелки с десертом.

— Индейский пудинг, — торжественно возгласил он, ставя десерт на стол.

— Это еще что такое? — спросила Эмма.

— Кукурузная мука с черной патокой, — сообщил официант.

Эмма поморщилась:

— Я не стану есть это кошмарное месиво, братец.

— Ты хоть попробуй, — сказал Нед, а когда официант отвернулся, торопливым шепотом прибавил: — Не напрягайся, ты уже создала должное впечатление относительно своей особы. Теперь всякий, кого только о тебе ни спросят, скажет, что ты пренеприятная, вздорная старая дева.

— Прикажешь воспринимать это как комплимент? — сухо осведомилась Эмма.

— Это и есть комплимент — твоим актерским способностям. Вряд ли кто-нибудь теперь заподозрит, что мы выдаем себя за других людей. Уверен, каждый мужчина в зале готов посочувствовать мне из-за того, что я живу на ферме с такой мегерой.

Нельзя сказать, чтобы речь Неда целиком пришлась Эмме по сердцу. Смерив его не особенно любезным взглядом, она взяла ложку и отведала пудинг. Потом зачерпнула еще одну ложку и сказала:

— Имей в виду — там оливки.

Нед с недоумением посмотрел на нее.

— Я это к тому, — сказала Эмма, — что ты терпеть не можешь оливки. Сам же говорил. Или я ошибаюсь?

— У тебя хорошая память.

— Я никогда ничего не забываю. Но это к слову. Расскажи мне лучше о ранчо, которое ты хотел купить, — сказала она.

— Как я уже говорил, оно находится в Теллуриде, что в Колорадо. Ничего особенного. Самое обыкновенное ранчо.

Нед лукавил. С тех пор, как он увидел это ранчо, он день и ночь мечтал о том, чтобы его заполучить. И теперь ему очень хотелось рассказать Эмме о своей мечте. По тому, как она на него смотрела, как слушала, он видел, что она задала этот вопрос не из вежливости, что ей и в самом деле интересно знать. Эмма теребила приколотую к платью брошь, не сводя с него своих сверкающих, внимательных глаз. Еще раз глянув на нее, Нед вдруг почувствовал, что ранен в самое сердце. Как только он это осознал, то даже положил ложку и отодвинул от себя тарелку, хотя индейский пудинг был одним из самых его любимых десертов.

Наклонившись к Эмме поближе, он начал описывать ей горную долину, в которой расположилось ранчо. Весной, когда он впервые его увидел, пастбища были покрыты мягкой зеленой травой. Окружавшие ранчо горы своими заостренными вершинами напоминали Альпы на рисунке из школьного учебника по географии. Особенно ему тогда полюбилась протекавшая по лугам быстрая холодная речка, не пересыхавшая, в отличие от рек Нью-Мексико, даже летом. Рассказывая об этом, Нед так разволновался, что у него запершило в горле. Он замолчал, торопливо, залпом допил свой кофе и смущенно посмотрел на собеседницу.

— Продолжай, прошу тебя, — подбодрила его Эмма.

— Дом вполне приличный — большой, с широкой верандой. Там достаточно места, чтобы поставить два кресла-качалки. Хорошо бы еще и семьей по такому случаю обзавестись — чтоб рядом была маленькая девочка с лицом, как у тебя на броши. — Он кивком указал на приколотое к платью Эммы украшение и почувствовал, как запылали у него щеки.

Эмма ответила ему улыбкой, но промолчала, и Нед пожалел о своих словах. В конце концов, у него была Эдди; именно ее он должен был иметь в виду, повествуя о ранчо. Однако в ту же минуту он осознал, что с Эдди покончено, и снова покраснел: в своих мечтах на веранде в качалке он видел рядом с собой