что он остался в банке один.

— Сейф открыт, у кассира в выдвижном ящике значительная сумма. Здания на противоположной стороне улицы закрыты строительными лесами; таким образом, вход в банк можно увидеть только со стороны задней двери отеля. Кажется, дело и впрямь выеденного яйца не стоит. Все так просто… что даже подозрительно, — сказала Эмма. Когда Нед, нахмурившись, на нее посмотрел, она торопливо добавила: — Но как узнать?..

— Как узнать что? — перебил ее Нед.

— Он всегда держит сейф открытым или нет?

— Эдди утверждает, что он очень ленивый человек. Это меня не удивляет. Ты видела, какой он толстый? Уверен, он и шага лишнего не сделает. Так что нам остается только надеяться, что он не станет запирать сейф перед тем, как пойти обедать.

Выйдя на бульвар, они направились к большому магазину, над которым висела вывеска: «Спилман & Готшалк; Дженерал Мерчандайз». В магазине, как в банке, было довольно много народу. Нед ничего против этого не имел, поскольку никуда не торопился. Эмма, сжав в руке список товаров, присоединилась к толкавшимся у прилавков женщинам, разглядывавшим флаконы с патентованными медицинскими препаратами, рулоны дорогой материи и редкие бакалейно-гастрономические товары — устрицы, сельдь и импортные мятные леденцы. Все это было ярко упаковано, радовало глаз и привлекало внимание покупательниц. Нед видел, как Эмма любовно поглаживала ладонью мягкую шерстяную ткань; потом она переключила внимание на желтый с белыми горошинами кофейник, стоявший на полке в окружении оловянных чашечек и веджвудских глазурованных фаянсовых тарелок кремового цвета. Перейдя в заднюю часть магазина, Эмма стала изучать выставленные здесь туфли, металлическую галантерею, а также дамское белье и корсеты. Увидев выставленные за стеклянной витриной дамские веера из перьев и навощенной, сложенной в гармошку и расписанной экзотическими видами и сценами бумаги, она презрительно фыркнула и прошла дальше.

Нед расхаживал среди товаров, имевших узкопрактическое назначение. Взяв с прилавка кнут, он примерился к его весу и хлопнул им по ладони, проверяя его эластичность. Пройдя мимо отдела, торговавшего собачьими ошейниками, оконными шторами, керосиновыми лампами и бронзовыми дверными ручками, он остановился у стенда с сельскохозяйственным инвентарем.

— Ты только глянь, сестричка, какая у них тут мотыга! — крикнул он.

Эмма одарила его нелюбезным взглядом.

— У нас есть мотыга, — сухо сказала она. — А прежде чем выбрасывать деньги на новую, было бы неплохо выяснить, получим ли мы с твоего забытого богом участка хоть какой-нибудь урожай.

Две женщины крепкого сложения, одетые в точности так, как Эдди, остановились, посмотрели на нее и разом закивали головами.

— Да уж, чтобы вырастить в Нью-Мексико хоть что-нибудь, надо очень постараться, — заметила одна из них.

— Только на божью помощь и уповаем, — отозвалась другая.

Мужчина, который имел такой поношенный вид, что, казалось, уже износил на своем веку шесть или семь одинаковых земных оболочек, бросил взгляд на женщин, потом сочувственно посмотрел на Неда и сказал:

— Это точно. Быть здесь фермером — все равно что срок на каторге отбывать. И даже хуже.

— А разве шить обувь на фабрике лучше? — осведомился Нед, а потом, понизив голос, сказал: — Взять хоть мою сестру, к примеру. Я думал, если мы купим дом в здешней округе, она от радости до потолка будет прыгать, но, как выяснилось, в городе ей тоже все кажется жалким и убогим.

— Так вы в городе недавно? — спросил потрепанный жизнью мужчина.

Нед кивнул.

— А вы?

— Обосновался в этих краях еще в ту пору, когда Джаспер был просто жалкой клоакой. — Он кивком головы указал на женщин и, обращаясь к Неду, доверительно произнес: — Думаете, им и вправду здесь так не нравится? Это они все больше для вида болтают. Чтобы это понять, достаточно посмотреть, как они радуются, когда идет дождь и прерия покрывается свежей зеленой травкой.

— Так у вас тут и дожди бывают? — с ухмылкой спросил Нед.

— Даже наводнения — отрада жаб. Регулярно, каждые пять лет. — И мужчина, расхохотавшись, похлопал Неда по плечу.

Нед вдруг подумал о том, каково бы ему жилось, если бы он и вправду был фермером и разговаривал каждый день с такими же, как этот старик, людьми о погоде и видах на урожай, поругивая при этом землю за сушь и бесплодность, а женщин из своего семейства — за сварливость и неискренность. Тут, правда, он вспомнил, что ненавидит фермы и фермерский труд, и поторопился отогнать от себя эти мысли.

Старик начал было расспрашивать Неда о том, кто он такой и откуда приехал, но тут приказчик выкликнул его фамилию, подзывая к себе, и фермер направился к прилавку. К нему подошла его супруга со списком припасов, которые им было необходимо приобрести, и они стали оживленно его обсуждать.

Закончив работать с этой парой, приказчик подозвал к себе Неда и Эмму.

— В основном мы уже приобрели то, что нам требовалось. Поэтому возьмем у вас только кое-какие мелочи и немного продуктов, — сказала клерку Эмма. — Нам нужно галлон черной патоки, пару фунтов соли крупного помола и несколько палочек ванили. Кстати, сколько у вас стоит коричневый сахар? — Отправляясь в Джаспер, Эмма и Нед решили купить то, что Эдди и Уэлкам могли использовать в своем хозяйстве.

— Пятьдесят пять центов за фунт.

— В таком случае можете оставить его себе. Я не так глупа, чтобы швырять деньги на ветер. — Взяв с прилавка огрызок карандаша, Эмма вычеркнула коричневый сахар из своего списка. Заказав упаковку кофе по двенадцати центов за фунт и фунтовую же коробку корицы за двадцать центов, она, помахав в воздухе пакетиком с семенами резеды, осведомилась у приказчика о его цене. Когда приказчик буркнул: «Десять центов», — она со вздохом положила пакетик в коробку и сказала, что напишет письмо домой и получит эти семена по цене почтовой марки. Потом она купила за три доллара пятьдесят центов два шерстяных одеяла, которые стоили два доллара за штуку, получив таким образом у приказчика скидку в пятьдесят центов. Потом она попросила внести в список круглую жестянку леденцов «Мэйлард Каприз», сопроводив заказ замечанием, что, когда конфеты кончатся, в жестянке можно будет хранить булавки. Уже под конец она указала пальцем на лежавший на верхней полке рулон желтой материи, и приказчику, чтобы его достать, пришлось подставлять стремянку. Когда он раскинул материю перед Эммой, она провела рукой по желтому полю, испещренному красными и голубыми цветочками, и задумалась.

— Помнится, ты собиралась купить материю для лоскутного одеяла, — оживился Нед.

— Об этом я как раз сейчас и думаю. Мне всегда так нравился желтый цвет…

— О чем же тут думать, коли ты нашла то, что тебе надо?

Эмма велела отмерить ей четверть ярда. Приказчик отмерил сколько она велела — даже на долю дюйма больше.

Нед окинул магазин взглядом и заметил желтый кофейник, которым Эмма любовалась, когда они вошли в магазин.

— Включите-ка в список и эту вещицу, — сказал он, ткнув пальцем в кофейник. — Мы возьмем ее. И еще две чашечки из белой жести.

Эмма нахмурилась:

— Боюсь, мы не можем себе этого позволить…

— Можем. К тому же он желтый, а ты сказала, что без ума от желтого цвета. Так что теперь не жалуйся. — Нед не знал, какие подарки делают фермеры своим женам и родственницам, но не сомневался, что в их число ни ювелирные изделия, ни шелковые платья не входят.

— Мне кажется, братец, ты малость повредился в уме, — вздохнула Эмма.

Пока приказчик подсчитывал, на какую сумму были сделаны покупки, Эмма бросила взгляд на полку с экзотическими импортными продуктами и со вздохом произнесла:

— Тратить — так тратить. Полагаю, мы не разоримся, если купим еще коробочку устриц и банку консервированных персиков. Это будет напоминать нам о детстве. — Эмма указала приказчику на жестянки