представительницы ньюпортской элиты. Когда ей пришлось идти на бал в качестве женщины, изгнанной из общества, ей было легче, потому что она знала, чего ожидать, пусть даже это была боль. Но сразу же после небольшой паузы шум голосов собравшихся возрос до такой степени, что она едва удержалась от того, чтобы не прижать ладони к ушам.

Некоторое время Энн стояла рядом с Беатрис, пытаясь взять себя в руки и набраться смелости, словно перед боем.

— Мисс Фостер, вы интригуете меня. И какой прелестной вы стали! Просто невероятно. Постарайтесь больше не исчезать.

С этими словами к Энн обратилась миссис Стюйвесант Фиш, которую близкие друзья называл Мемми. Миссис Фиш стояла рядом, с любезной улыбкой на тонких губах. Доброжелательно глядя на Энн, она ожидала ответа. Энн вздохнула с облегчением.

— Миссис Фиш, — сказала Энн, мило улыбаясь, — боюсь, что, если бы я совсем исчезла, всем этим людям не о чем было бы говорить. Я не могу быть так жестока.

Мемми Фиш рассмеялась. Парализованная страхом Беатрис, стоявшая рядом с Энн, ответила ей таким же фальшивым и нервным смешком.

Миссис Фиш бросила на нее недовольный взгляд, затем обернулась к Энн с выражением полного восторга на лице.

— Генри был нрав, рассказывая о вас. Вы — замечательная девушка.

Все сжалось у Энн внутри, улыбка сползла с ее лица.

— Генри?

Растерянное выражение на лице Энн сделало улыбку миссис Фиш еще шире. Сейчас она очень напоминала кошку, сидящую возле пустой птичьей клетки, из пасти которой еще торчит перышко несчастной канарейки.

— Ну, конечно, Генри. Кто же еще? — Она отвела взгляд от Энн и осмотрела зал. — Ах, вот и он, рыцарь в сияющих доспехах.

— Я бы не стала использовать таких слов, чтобы описать мистера Оуэна, — сердито сказала Энн, не беспокоясь, что это может задеть миссис Фиш.

Миссис Фиш бросила на Энн проницательный взгляд.

— Да. Полагаю, вы бы не стали пользоваться именно этими словами. — Кивнув на прощание, она еще раз улыбнулась и ушла.

— Боже мой, Энн, будь осторожна. Ты же не хочешь сделать миссис Фиш своим врагом! — яростно выдохнула Беатрис.

— Мне наплевать на то, кого я могу сделать своим врагом, — сказала Энн, все еще раздумывая над информацией, которую сообщила миссис Фиш. Хелен была права — за тем, что ее опять принимают в обществе, стоит Генри. Она подумала, что он, вероятно, ждет от нее благодарности. Ну что ж, если он ждет от нее именно этого, ему придется ждать очень долго.

— Он снова сделал из меня дуру.

— Кто? Генри?

— Кто же еще? — сказала Энн, отыскав взглядом в толпе своего бывшего мужа. — Я абсолютно уверена, что каждый из присутствующих уже знает, почему меня вновь признали в обществе. Пожалел! Он меня пожалел. Как он смеет теперь вмешиваться и помогать мне, когда сам был причиной всех моих несчастий?

Беатрис смотрела на Энн большими глазами, она не ожидала от подруги такой откровенной злобы. Энн сотни раз говорила, что ненавидит Генри, но это были просто слова. Сейчас Беатрис буквально видела черное облако ненависти, окружающее подругу.

— Энн, прошу тебя, не совершай необдуманных поступков, — мягко уговаривала ее Беатрис.

Энн бросила на подругу быстрый взгляд, закрыла глаза, сделала глубокий вдох и сказала:

— Не буду. Но он заплатит мне за все. Обещаю тебе, Беа, он заплатит за то, что испортил мне жизнь.

И в эту минуту Беатрис пронзило воспоминание, которое она хранила в дальнем уголке памяти — одно из немногих хороших воспоминаний о человеке, которого она обычно называла не иначе, как «этот негодяй». Может быть, из-за злости в голосе Энн, а может испуганная тем, что эта нежная женщина может испытывать такую ярость, Беатрис захотелось защитить Генри. И она попыталась это сделать.

— Энн, когда Генри ухаживал за тобой, — начала Беатрис, не обращая внимания на гримасу, тут же исказившую лицо подруги, — я подслушала один разговор, который держала в секрете от тебя. Я не хотела тебя огорчать.

Энн не сводила с Генри глаз.

— Продолжай, — холодно промолвила она.

— Несколько его приятелей подшучивали над ним из-за того, что он ухаживал за тобой. Они говорили ужасные вещи о тебе и о причинах, по которым он собирается на тебе жениться. Он ответил им, что ты — единственный по-настоящему хороший человек, которого он когда-либо встречал, и посоветовал держать свое мнение про себя. Он сказал им, что если еще когда-нибудь услышит от них какую-нибудь гадость в твой адрес, то вобьет их слова им в глотку.

— Это ничего не значит. Защищая меня, он отстаивал собственное достоинство, — не совсем уверенно возразила Энн, — и это все равно не извиняет того, как он со мной поступил.

— Конечно, нет! Я рассказала тебе об этом для того, чтобы ты не думала, будто он помог тебе только из жалости. Мне он не кажется человеком, которым может двигать жалость.

— О да, Генри Оуэн действовал из альтруистических побуждений! Он ведь такой добрый и сострадательный, — не скрывая сарказма, рассмеялась Энн.

— Кому-то, похоже, очень обидно, — сказала Беатрис, поднимая брови.

Энн вздохнула, а потом рассмеялась, прогоняя плохое настроение:

— Мне обидно, и я очень сердита. И это состояние мне нравится.

— Предупреди меня, когда твое состояние перестанет тебе нравиться.

— Я думаю, мое состояние отныне всегда будет устраивать меня, — сказала Энн, глядя на Генри. Она не обратила внимания на то, как затрепетало ее сердце, предпочитая лелеять свой гнев, который так долго жил в душе.

Алекс улыбнулся, наблюдая за попытками Генри сделать вид, что он совсем не смотрит на Энн, а разглядывает разодетых в шифон, шелк и атлас ньюпортских красавиц.

— Она здесь. Я уже видел ее с подругой беседующими с миссис Фиш.

Генри еле сдержал стон.

— Тогда она, должно быть, уже знает. Мне следовало бы догадаться, что они не смогут удержать такое событие в тайне. А ведь я просил об этом, но миссис Фиш просто рассмеялась мне в лицо.

— Зачем держать это в секрете? Я уверен, когда Энн поймет, что ты помог ей вернуться в общество, она будет тебе благодарна.

— Я так не думаю, — возразил Генри, глядя на Энн. — Боюсь, теперь я последний человек на земле, помощь которого она хотела бы принять.

— Давай проверим твои выводы. Это превосходная возможность для меня завоевать ее расположение. Я расскажу ей, каким отвратительным мне кажется то, что ты сделал, и она бросится в мои объятия еще до конца вечера.

Генри иронично взглянул на Алекса:

— Ты уже заявлял что-то такое в прошлый раз. Но, насколько я помню, она закончила вечер в моих объятиях.

— Это было частью ее плана. Сейчас, я уверен, она будет более благосклонна к моим ухаживаниям.

Генри крепко сжал губы, зная, что если будет продолжать разговор в таком тоне, ему придется прямо объяснить Алексу, что именно он думает о его «ухаживаниях». Генри не понимал, почему его так волнует то, что Алекс хочет приударить за Энн. Он знал, что у него самого ничего с ней не получится. Он подозревал, что она ненавидит его, и напомнил себе, что у нее есть на это полное право. Но тот поцелуй так взволновал его! Поцелуй, который ему следовало бы забыть еще позавчера, но он до сих пор не мог