Как и обещал, я держался подальше от Равенвуда. К утру я понятия не имел, где была Лена или куда она направлялась. Интересно, Джон и Ридли сейчас с ней?
Единственное, что я знал, так это то, что она всю жизнь хотела получить возможность распоряжаться своей судьбой по своему усмотрению — найти способ самой выбрать Призвание вопреки проклятию. Я не хотел препятствовать ей в этом. Тем более она ясно дала понять, что не позволит мне встать на ее пути.
Что, в свою очередь, привело меня к своему собственному призванию: весь день валяться в постели, упиваясь жалостью к самому себе. Только я и комиксы, всякие, кроме
У Гатлина были другие планы.
Ярмарка в нашем округе означала день, полный конкурсов и пирогов, и ночь, полную жарких объятий по углам, если повезет. День поминовения усопших означал нечто совсем иное. В Гатлине это было традицией. Вместо того чтобы провести день, вальяжно расхаживая по ярмарке в шортах и сланцах, каждый горожанин отправлялся на кладбище в своем лучшем воскресном одеянии, отдать дань уважения своим почившим родственникам и всем остальным. Забудьте о том, что День поминовения усопших — это, вообще-то, католический праздник, отмечаемый в ноябре. В Гатлине все делается по-своему. Мы превратили его в свой собственный день памяти, вины и всеобщего соревнования под лозунгом «кто больше нагромоздит пластиковых цветов и ангелочков на могилы наших предков».
Все были помешаны на Дне поминовения: Баптисты, Методисты, даже Евангелисты и Пятидесятники. Единственными людьми во всем городе, кто не появлялся на кладбище, были: Амма, которая справляла праздник на своем собственном семейном участке на Заводи Бредущего, и Мэйкон Равенвуд. Интересно, эти двое когда-нибудь отмечали День поминовения вместе? Может, на болоте в компании Предков? Сомневаюсь. Я не мог представить Мэйкона или Предков в образе великих ценителей искусственных цветочков.
Мне стало интересно, была ли у Магов своя интерпретация Дня поминовения усопших, и где бы сейчас не находилась Лена, испытывала ли она то же самое неотвратимое желание забраться в постель, спрятаться под одеялом и ждать, пока закончится этот день? В прошлом году я не ходил на кладбище. Я был еще не готов. Но все предыдущие годы я проводил этот день, стоя над могилами Уэйтов, которых я никогда не знал и уже почти не помнил.
Но сегодня я буду стоять над могилой того, о ком не перестаю думать каждый день. Моей мамы.
Амма была на кухне, одетая в парадную белую блузку, ту, что с кружевным воротником, и длинную синюю юбку. Она возилась с застежкой одного из таких типичных для пожилых дам крохотных ридикюлей.
— Тебе лучше поторопиться, — она подтянула узел моего галстука, поправляя его. — Ты же знаешь, как тетушки изведутся, если ты опоздаешь.
— Да, мэм.
Я схватил со стойки ключи от машины отца. Я подбросил его к воротам Сада Вечного Покоя еще час назад. Он хотел побыть наедине с мамой.
— Постой-ка.
Я замер. Мне не хотелось, чтобы Амма заглядывала мне в глаза. Я не мог сейчас говорить о Лене и не хотел, чтобы она вытягивала это из меня.
Порывшись в ридикюле, Амма достала что-то из него. Раскрыв мою ладонь, она опустила на нее цепочку. Она была тонкой, золотой, с маленькой птичкой, свисающей по центру. Фигурка была намного меньше, чем те, что были на похоронах Мэйкона, но я сразу ее узнал.
— Воробушек для твоей мамы, — глаза Аммы блестели, как дорога после дождя. — Для Магов воробей означает свободу, для Провидцев он означает безопасное путешествие. Воробьи очень умны. Они могут летать на большие расстояния, но всегда находят дорогу домой.
К горлу подкатывал ком.
— Не думаю, что мама будет еще путешествовать.
Амма вытерла глаза и громко защелкнула замок сумки:
— Я смотрю, все-то ты знаешь, верно, Итан Уэйт?
***
Свернув на подъездную дорожку Сестер, я остановился и открыл дверцу, однако Люсиль продолжала сидеть на пассажирском сиденье, не думая спрыгивать. Она знала, куда мы приехали, и знала, что ее отсюда выгнали. Я все же уговорил ее выйти из машины, и она устроилась на обочине на линии газона.
Тельма открыла дверь прежде, чем я успел постучать. Скрестив руки на груди, она устремила взгляд прямо мне за спину, туда, где сидела кошка.
— Привет, Люсиль.
Люсиль же, лениво облизав лапу, занялась обнюхиванием хвоста. Вероятно, это был кошачий эквивалент среднего пальца.
— Зашла сказать, что любишь печенье Аммы больше моего?
Люсиль была единственной известной мне кошкой, которая предпочитала питаться печеньем и подливами, а не кошачьим кормом. Она мяукнула в ответ так, будто еще приберегла несколько метких слов в запасе.
Тельма развернулась ко мне:
— Привет, зайчик. Я слышала, как ты подъехал, — она чмокнула меня в щеку, как обычно оставляя ярко-розовый отпечаток губ, который не могли стереть и сотни влажных ладоней. — Все в порядке?
Каждый знал, что сегодня мне придется нелегко.
— Да, все хорошо. Сестры готовы?
Тельма подбоченилась.
— Неужели эти девочки были готовы хоть к чему-нибудь в своей жизни?
Тельма всегда называла их девочками, хотя они были старше ее. В два раза. Послышался голос со стороны гостиной:
— Итан? Это ты? Зайди сюда. Нам нужно, чтобы ты взглянул на одну вещь.
И никаких пояснений, что бы это значило. Они вполне могли мастерить костюмчики из «Звезд и полос» для семейства енотов или планировать четвертую — или уже пятую — свадьбу тетушки Прю. Конечно, у них был третий вариант, который мне был не известен, и который требовал моего участия.
— Входи, — тетушка Грейс махнула мне рукой. — Мерси, дай ему синие наклейки, — она обмахивалась старой церковной программкой, скорей всего с похорон одного из их мужей. У них их были кучи по всему дому, так как Сестры никому не позволяли брать их во время службы.
— Я бы и сама дала их тебе, но мне нужно быть осторожней из-за того происшествия. У меня могут быть осложнения.
Это все, о чем она говорила со дня городской ярмарки. Уже полгорода знали о том, что она упала в обморок, но стоит послушать саму тетушку Грейс, сложится впечатление, что она была чуть ли не при смерти, и это теперь обязывает Тельму, тетушку Прю и тетушку Мерси стремглав выполнять все ее поручения до конца ее дней.
— Нет-нет. У Итана красный цвет, я же говорила тебе. Дай ему красные, — тетя Прю неистово записывала что-то в желтый блокнот. Тетя Мерси вручила мне стопку наклеек с красными точками по центру.
— Теперь, Итан, обойди гостиную и наклей по одной под каждой вещью, которую хочешь забрать себе. Начинай, — она уставилась на меня выжидающе, как будто она обидится, если я не прилеплю одну из них ей на лоб.
