пронзительно выкрикнула имя Диониса.
Спартак не шевелился.
Тем временем из долины донеслись громкие крики. Рабов, собравшихся у стен Фурий, охватило беспокойство. Они смотрели вдаль, туда, где облако пыли становилось все более плотным. Затем они повернулись к морю в поисках кораблей, на которые, как им сказали люди Курия, они должны подняться и отправиться к берегам Сицилии, чтобы основать там непобедимую республику свободных людей.
Я видел, как рабы окружили людей Курия и стали бросаться на них.
Другие рабы собрались вокруг тела Калликста, начали класть на него камни, и понемногу вырос курган. Ни один из людей Курия не решился помешать им.
— Они не будут повиноваться, если ты будешь молчать, — крикнул Курий, подходя к Спартаку, стоявшему рядом с Посидионом.
Греческий ритор поддержал его. Нужно отдать приказ как можно быстрее уходить от города, который скоро окружат римские легионы. Они уже совсем близко. Разве Спартак не слышит их барабаны? Разве он не видит пыль, которую поднимают ноги солдат и копыта кавалерии? Нельзя, чтобы римская армия столкнулась с толпой рабов. Нужно идти к Регию, куда зашли пиратские суда. Возможно, удастся хитростью подняться на один из них и пересечь залив.
Посидион и Курий знали дороги, ведущие к Регию через сосновые леса. Склоны гор были такими крутыми, что лошади и даже пехотинцы, нагруженные тяжелым оружием, не смогут взобраться туда. Люди Спартака спрячутся в лесах, пещерах, на плато, у подножия скал, выжидая момент, чтобы завладеть судном или подкупить капитана.
Затем Посидион угрюмо напомнил о судьбе Пития.
— Ты послал его на смерть, Спартак, — сказал он.
Спартак повернулся, сжал рукоять меча, и я испугался, как бы он не убил Посидиона.
Но он лишь резко оттолкнул его. Курий усмехнулся.
Спартак шел быстрым шагом, уверенно отдавая приказы Курию. Нужно, сказал он, последовав совету Посидиона, отправиться в сторону Регия и разбить лагерь в горных лесах.
— Эти горы станут для нас вторым Везувием, и мы убьем Красса, как убили Глабра, легатов и преторов.
Курий бегом бросился к стенам Фурий, крича своим людям, чтобы выступали.
Я видел, как толпа собралась и направилась к горам, вершины которых, наполовину скрытые облаками, были видны с пригорка, на котором мы стояли.
Спартак остановился передо мной, и я поднялся на ноги.
В его глазах обычно светились сила, твердость и уверенность. Теперь они были тусклыми, взгляд блуждал, будто его притягивал к себе горизонт и нависшее над нами пасмурное небо.
Он посмотрел на меня, и, поскольку он сам не спрашивал ни о чем, я повторил то, что уже говорил ему:
— Бог знает, Бог судит.
— Я не хотел разрушать этот город, — сказал он. — Я не хотел красть это золото. Я хотел заключить союз с жителями Фурий. Но этот галл…
— Ты убил галла. Взял золото. А пираты забрали его у тебя.
И повторил:
— Бог знает. Бог судит.
Обхватив рукоять меча, он стал медленно доставать его из ножен. Затем с глухим ударом задвинул его обратно.
— Для тебя и твоего Бога пират — человек более справедливый, чем я? Он может забрать у меня золото и убить Пития? — взревел он, схватил меня за плечи и встряхнул.
— Никто не знает намерений Господа. Мы блуждаем в лабиринте, — сказал я.
Он с силой оттолкнул меня.
— Ты — раб твоего бога! — крикнул он. — А я хочу быть свободным!
Он удалился. Плащ развевался на ветру, хлестал его по ногам. Он сел на коня, поднял меч, и мы тронулись в сторону Регия.
Обернувшись, я увидел у подножия крепостной стены высокий курган, который рабы возвели в память о галле.
И мне показалось, что из тела этого человека продолжала сочиться кровь, прося у Единого Бога справедливости и отмщения.
55
Проконсул Лициний Красс приказал мне уничтожить курган, возвышавшийся у подножия стен города Фурии.
Я был его легатом. Я только что пробежал с десятком людей по улицам Фурий, в то время как легионы ждали, выстроившись в долине.
В городе я не обнаружил ничего, кроме изуродованных трупов, разграбленных и сожженных домов. Собаки и крысы, наевшиеся человеческой плоти, даже не убегали, завидев нас, а продолжали раздирать тела или, попискивая, ковырялись в их внутренностях.
Запах смерти наполнил мои легкие.
Некоторые тела высохли, но другие, лежавшие в тени, превратились в кучи разлагающейся плоти, за которую боролись между собой собаки и крысы. На окнах домов сидели хищные птицы, которые хрипло кричали и тяжело поднимались в воздух при нашем приближении.
Но среди этих трупов не было ни одного мертвеца из стада Спартака, как будто жители Фурий отказались защищаться, накрытые ревущей волной, которую мы преследовали от самой Кампании и которая смела легионы легата Муммия.
Я видел казнь дезертиров и слышал последние слова Муммия, отдавшего свою смерть проконсулу. Безразличие, с которым Красс отдал приказ убить пятьдесят римлян и наблюдал за их казнью, свидетельствовало о его беспощадности. Своим презрением, своими безжалостными словами он толкнул Муммия на смерть, а потом посмотрел на его тело так, будто это было тело раба.
Тогда я понял, что остается только подчиниться приказам Красса, что нужно непременно выполнить то, что он требует.
Я рассказал ему обо всем, что видел на улицах Фурий.
Я ощущал на себе его взгляд, чувствовал его ярость.
Наши легионы не успели спасти Фурии и обитателей города. Уцелели всего несколько человек, которым удалось бежать и спрятаться в соленых прудах у самого берега.
Они окружили нас и рассказали, что видели из своего убежища пурпурные паруса пиратских судов, тех, что часто нарушали покой городка. Они наблюдали также стычки между рабами. Спартак своими руками убил галла, которого рабы, судя по всему, считали одним из главарей.
Они охраняли его тело день и ночь и погребли только перед своим отступлением.
Они указали на курган, потом на гору, в сторону которой направилось стадо рабов.
Я колебался не более мгновения, прежде чем по приказу Красса велеть солдатам уничтожить курган. Но этого хватило, чтобы я почувствовал, как меня толкнула лошади Красса.
Я услышал его насмешливый голос, когда он сказал военному трибуну Юлию Цезарю, что я боюсь, как бы из этой могилы не вышел бог дикарей и не утащил меня.
