— И справа, и слева горит! — взвыла Лайка, вертя стриженой головой во все стороны. — Плыть надо куда-то!

— Сможешь? — спросила Лизка у Тарана.

— Наверно! — отозвался Юрка и побрел в воду.

Действительно, больше было деваться некуда.

Огонь уже вырвался на берег и справа, и слева от беглецов. Груды упавших и пылающих деревьев перегородили дорогу, ведущую вокруг озера.

Зимой Таран и Лизка (тогда с ними в компании была еще и Полина) переезжали озеро по льду, сейчас это место было примерно в километре правее их. Там было относительно узкое место, а здесь озеро заметно расширялось, и до противоположного берега было полкилометра, если не больше. Удастся ли ему доплыть туда не в самом лучшем физическом состоянии, Таран не знал, но все же предпочитал утонуть, нежели изжариться.

— Вон там! — заорала Лайка. — Бревно плывет! Ухватимся!

Все трое, саженками, шумно бултыхая руками и ногами, поплыли к бревну, которое находилось метрах в тридцати от берега, но постепенно удалялось от него по направлению ветра. Муська, уцепившись коготками за Лизкину майку, поплыла у нее на спине.

Первым до бревна доплыл Таран и, уцепившись за торчащие из воды сучья, попытался его подогнать поближе к девкам. Лайка с Лизкой тоже сумели настичь эту коряжину, которая отплыла к тому времени уже почти на сотню метров от берега.

— Давайте все в одну сторону! — предложил Таран, отфыркиваясь и с приятным удивлением ощущая, что у него — тьфу-тьфу! — никаких болезненных симптомов не ощущается.

Все его правильно поняли, хотя Юрка впопыхах не очень точно выразился. Он имел в виду, что все трое, уцепившись за бревно, должны толкать его в одном направлении. Так и сделали, схватились за сучки и заработали ногами. Исключение составила Муська, которая с Лизкиной спины перелезла на бревно, отряхнулась от воды, уселась на более-менее сухое место и поехала с комфортом.

Все дружно заработали ногами и минут через десять оказались на мелком месте, откуда можно было добраться до берега вброд. Муська без команды перепрыгнула с бревна на плечо хозяйки, и Лизка ее дотащила до пляжика. Здесь все дружно повалились на песок и перевели дух. На той стороне все было затянуто пеленой дыма, через которую то и дело прорывались языки огня, охватывавшие все новые и новые деревья.

— Блин, — пробормотал Юрка, — отчего же так разгорелось-то?

— На кордоне рвануло, — отозвалась Лизка. — Не знаю что. То ли бензин, то ли газ, но так фукнуло — жуть! Сразу несколько елок загорелось. Ну и изба с забором. Никто оттуда и выскочить не успел. А тебя, наверно, воздушной волной ударило…

— А этот, Кудя, — припомнил Таран, — он что, там остался?

— Я его пристрелила, — спокойно сказала Лизка. — Чтоб не мучился. Но все пистолеты побросать пришлось — с ними я б не доплыла. Ножичек, правда, оставила. На всякий случай.

И очень выразительно глянула в сторону Лайки, сидевшей чуть поодаль.

Таран ощущал очень сильную усталость, хотя голова вроде бы уже прошла и тошноты не было. Он снял мокрую одежду и повесил на куст, лег головой в тень, соорудив из песка изголовье, — и не заметил, как заснул.

— Он тебе кто? — полюбопытствовала Лайка.

— Любовник, — вызывающе прищурилась Лизка. — Приятно слышать, да? И не пяль глаза, ясно? А то я твои «ромашки» просто срежу, усекла?

Лайка, вспомнила, как Лизка располосовала горло Малику и пристрелила Кудю.

— Господи, да что ж ты за чудовище?! — простонала Лайка. — Я что, не человек, да? Жить не хочу? Или, ты думаешь, у меня папа с мамой миллионеры? Да я тоже, может быть, по-человечески и года не прожила, если все вместе склеить!

— Что-то не похоже по тебе, чтоб ты шибко страдала! — хмыкнула Лизка. — Гладкая, жирная, видать, не знаешь, что такое корки жрать и водой из-под крана размачивать!

— Ну, кормить-то меня кормили, конечно, — вздохнула Лайка. — Но все равно — не жизнь была, а фиг знает что. Мамка меня неизвестно от кого нагуляла — раз. С мужиками сходилась и расходилась раз в месяц. А потом отчима привела, Гошу, даже расписались вроде бы. Сначала у них все нормально было. Полгода, может быть. Ну а после опять пошла гулять. Только раньше она мужиков домой приводила, а после того как за Гошу вышла, стала сама к ним бегать. А Гоша этот был ее помоложе, но какой-то весь задроченный, извиняюсь… И дерганый. То ему все по фигу, то скандалы устраивает. То дерется с мамашей, лупит ее по чем ни попадя, то лижется и говорит, что все прощает. Ну и пить, конечно, начал с каждым годом все больше. По пьяни, конечно, и меня лупил, а потом жалел и конфетки дарил… В общем, в конце концов, когда мамка в очередной раз к хахалю удрала, он меня прижал и оттрахал. А мне всего тринадцать было, прикинь? И короче, так пошло, что как только мамаша дня на три-четыре линяет, он за меня принимается. И больно, и стыдно, и противно… Хорошо еще, что не залетела.

— Я б такого зарезала, — уверенно сказала Лизка. Однако у нее тоже было несколько случаев, когда мамашины хахали начинали к ней приставать, и, хотя все эти случаи кончились для Лизки благополучно, она прекрасно понимала, что с ней запросто могло бы случиться то же, что с Лайкой.

Просто она, худышка костлявая, мужиков особо не возбуждала.

— А я вот не смогла… — вздохнула Лайка. — Один раз хотела, когда он спал, кухонным ножом пырнуть. Но не сумела, страшно стало. Так и трахалась с ним два года, представляешь? Он меня всему научил…

— Ну и что дальше?

— Угробился, козел. Нажрался на стройке и с девятого этажа полетел. То ли случайно, то ли нарочно, то ли вообще его скинули — фиг поймешь. Мне его вроде и жалеть незачем, но после этого мне чего-то не хватать стало… Привыкла к этому делу. В общем, пошла вразнос и забесплатно.

— В общем, так. Добрый совет даю: иди-ка ты пехом отсюда. Примерно в том направлении (Лизка указала рукой) будет шоссе. Там тебя и до города подвезут, и… хм!., обслужат за красивые глазки. Давай, шлепай, пока я добрая!

— Зря ты так, — обиженно произнесла Лайка. — Я ж к тебе как к человеку…

— А я тоже как к человеку, — пожала плечиками Лизка. — Тебя, между прочим, надо мочить, ты это соображаешь? Ты против меня свидетель. Видела, как я одного козла зарезала, а другого застрелила? Видела. И вполне можешь об этом где-то трепануть. А я тебя отпускаю. Потому что мне тебя жалко, дуру траханую! Но вполне могу передумать. На хрен мне приключения искать?

— Ну раз так… — поежилась Лайка. — Я пошла…

И она понуро двинулась куда-то сквозь кусты.

Лизка прислушалась к ее шагам, убедилась, что Лайка действительно удалилась, и уселась рядом с Юркой.

Лайка, по простоте душевной, поверила, будто Лизка в сексуальном плане — человек бывалый, и говорила с ней как со взрослой бабой, прошедшей огонь, воду и медные трубы. Огонь и воду Лизка действительно прошла, и сегодняшние три трупа у нее были далеко не первые. Она уже давно перескочила тот рубеж, который Лайка не смогла преодолеть, когда собиралась резать отчима. Еще зимой, когда зарубила топором бандюгу у себя на московской квартире. Дальше все совсем просто стало — и совесть ее не мучила.

Но в женском плане Лизка была просто-напросто девочкой. Нет, в теории она много о чем знала, ей доводилось много чего созерцать в натуре — правда, такого откровенного, напоказ выставленного бесстыдства, продемонстрированного Лайкой с Маликом и Кудей, ей еще смотреть не доводилось. В школе Лизка, по причине пропущенных лет в учебе, оказалась в компании с девчушками намного моложе себя, от которых ничего существенного узнать не могла. А мальчики там были совсем маленькие и глупые. Старшеклассники Лизку не замечали, и она им тоже не навязывалась.

Между тем, после того как Лизка начала нормально питаться и жить по-человечески, у нее заработали те системы организма, которые подзадержались в развитии от недостатка витаминов и калорий. И если раньше самыми сладкими снами у бедной зверюшки были те, где ей удавалось что-то покушать, то