вытеснила из атмосферы кислород. Дышалось с трудом.

— Зачем ты перечислил на мой счет деньги? — спросила я.

— Это твоя доля.

— Что за глупости!

— Идею фильма придумала ты, а я всего лишь воплотил в слова. Так что часть гонорара по праву принадлежит тебе.

— Ничего подобного.

— Да-да, именно так.

— Нет. — Я покачала головой.

— Хочешь сказать, что ты из тех невест, которые спорят по каждому пустяку?

— Спорим, что нет? — предложила я, и мы снова глупо рассмеялись, радуясь, что самое сложное и главное уже сказано. Он произнес слово «невеста», и мир не рухнул.

Потом он спросил:

— Можно, я тебя поцелую?

Вопрос потряс до глубины души. Не то чтобы он прозвучал не к месту. Все дело в формальности подхода. Почему-то мне всегда казалось, что целуются импульсивно, не спрашивая разрешения.

— Вообще-то женихи именно это и делают, — ответила я. Ну вот, теперь прозвучало и слово «жених».

Адам перекинул ноги через скамейку, на которой сидел, и обошел вокруг стола. Поначалу поцелуй казался неуверенным, как будто пробным. Мы оба жутко нервничали. Но, в то же время, с первой секунды не пришлось сомневаться ни в нежности, ни в искренности. В объятиях Адама я сразу почувствовала себя любимой и желанной. Ну, а пиротехнические эффекты всего лишь дело времени.

Когда Адам возвращается с работы, я уже сплю в гостиной, прямо на диване. Одиннадцатый час. В душе шевелится раздражение.

— Прости, что так поздно, милая, — извиняется он. Целует в щеку и плюхается рядом. Эти слова звучат каждый день, потому что изо дня в день повторяется одно и то же.

— Ты ел?

— Нет. Умираю с голоду.

В кухне все готово и стол накрыт. Я всегда готовлю ужин на двоих в надежде, что муж вернется вовремя, но голод дает себя знать задолго до его возвращения. Адам приносит салат из креветок и два бокала охлажденного белого вина.

— Закончил сценарий? — спрашиваю я.

Он устраивается рядом со мной с подносом на коленях. Свой бокал ставит на стол, на подставку. На подносе аккуратно раскладывает, вилку и нож. Поправляет подставку, чтобы она располагалась строго параллельно краю стола, а потом перекладывает на подносе нож с вилкой.

— Да, наконец-то. — Он вздыхает с облегчением.

— Теперь сможешь немного отдохнуть. Может быть, даже вместе проведем выходные. Возьмешь два свободных дня, как все нормальные люди.

— Не знаю, получится ли. Теперь им срочно требуется переписать сценарий «Пресс-папье».

— «Пресс-папье»?

Престижный проект, и предложение свидетельствует о высокой оценке творчества Адама. Ощущаю законную гордость по поводу успехов супруга и сержусь на себя за мелочность. Вполне естественно, что всю неделю ему приходилось задерживаться допоздна. Работа сценариста нелегка: конкуренция не позволяет расслабиться.

— И когда думаешь начать?

— Боюсь, придется прямо сейчас.

У него всегда и все случается «прямо сейчас». С трудом скрываю разочарование.

— Лидия приедет на похороны, — сообщаю я, чтобы что-то сказать и в то же время оттянуть главную тему.

— Неужели? Что ж, она станет украшением церемонии. — Он отправляет в рот салат.

По вечерам мы с Адамом часто засиживаемся на диване дольше, чем следует, и болтаем. Я люблю это время и всегда жду приятной беседы. Он часто советуется относительно развития сюжета нового фильма. Диалоги тоже прорабатываем вместе. Но сегодня я решила взять быка за рога. Адаму, конечно, разговор не понравится, но ничего не поделаешь: мы взрослые люди. Глубоко вздыхаю и бросаюсь с головой в омут.

— Дорогой, я вот думаю о Тэкери.

— Надеюсь, парень не затеял очередную драку?

— Нет-нет, все спокойно. Просто я… — Замолкаю и пытаюсь найти нужные слова. — Просто мне хотелось бы дать ему возможность встретиться с Бреттом.

Адам кладет вилку на поднос, в полной тишине звук кажется очень громким. Смотрит на меня, поджав губы. Так, понятно. Оказывается, не все здесь взрослые люди.

— Дело в том, что для меня самой отец — главный человек в жизни. Только благодаря его влиянию я стала собой, хотя, к сожалению, раньше этого не понимала и не ценила. Поэтому и хочу, чтобы Тэкери узнал родного отца.

Замолкаю, потому что Адам смотрит так, словно я только что призналась в зверском убийстве.

— Послушай, я много об этом думала, — продолжаю, стараясь говорить тихо, невозмутимо и рассудительно. — Когда родители умирают, ничего не поделаешь. А Тэкери имеет право знать, откуда он родом. Только так он сможет понять и почувствовать себя.

Внезапно снова подступают слезы. Зачем? Их никто не звал. На этой неделе довелось наплакать столько литров, что вполне можно подавать заявку в Книгу рекордов Гиннесса.

Адам немного смягчается и внимательно на меня смотрит: по выражению лица пытается угадать степень искренности. Сам он выглядит озадаченным. Неприятно. Неужели настолько странно и необычно ценить семью, родителей? Я ведь не прошу ничего неразумного. В кармане у Адама звенит сотовый, и он вздрагивает. Вот так всегда: снова звонок, снова работа, снова поджимают сроки.

— Пожалуйста, не отвечай, — прошу я. — Давай поговорим.

Адам ставит поднос на стол и вытаскивает телефон.

— Да. Ко-конечно. Что, прямо сейчас? К какому сроку? Они что, с ума со-сошли?.. Хорошо… да, приеду. — Отключается и с решительным видом поворачивается ко мне: — Надо возвращаться в офис. Новый сценарий «Пресс-папье» нужен к утру. Вся съемочная группа готова и ждет.

— Неужели даже некогда поговорить? — умоляю я. — Не знаю, заметил ли ты, но умер мой отец, а тебя целую неделю нет дома.

— Прости. — В голосе слышится сочувствие, а рука ложится на плечо. Он обнимает меня и прижимает к себе. — Пожалуйста, п-прости. Знаю, что тебе сейчас нелегко, но не могу им отказать. Это настоящий прорыв.

Успех затягивает. Стремление к успеху способно полностью поглотить человека. Успех обольщает, сулит признание, известность, влияние, богатство. Все это я уже где-то видела.

После нескольких месяцев постоянного нытья и уговоров папа наконец разрешил мне оставить английскую частную школу и вернуться домой. От былой уверенности в себе почти ничего не осталось. В нашем доме прочно утвердилась Кимберли. Мне исполнилось пятнадцать лет, и я отличалась отчаянной независимостью, однако четкого направления в жизни не имела. Можно сказать, что из Англии вернулась трансформированная версия той девочки, которую три года назад отослали с глаз долой. Дерзость сменилась неуверенностью, заносчивость уступила место растерянности и болезненному желанию угодить. Почему-то я не переставала винить себя в разводе родителей.

Лиззи устроила в своем доме вечеринку в честь моего возвращения.