которые помогают свихнувшимся на Коране психам со всего мира ехать сюда и делать джихад. Об афганцев тут ноги вытирали, сейчас власть рухнула и они мстят. В приграничье набитые оружием лагеря, враждебные племена, остатки частей пакистанской армии, которым дали под зад в Афганистане и они сейчас сами по себе. Какой-то умник поставлял сюда оружие сотнями тонн, и сейчас все оно разошлось по рукам. Плюс еще часть афганской армии — они бежали сюда, но там полно коммунистов и все при оружии. Так что, сэр, здесь настоящий Ливан, с той лишь разницей, что населения здесь — под сотню миллионов.
Полковник присвистнул, как будто этого не знал.
— Да, сэр, под сотню миллионов. Жрать нечего, ничего не работает, за нормальные куски земли, на которых можно хоть что-то вырастить идет настоящая бойня — но это еще не все. Местные племена и группировки, сэр, разобщены, но рано или поздно, клянусь Богом, сэр, найдется кто-нибудь, кто их объединит. И здесь я надеюсь только на одно, сэр, что когда это произойдет — меня здесь уже не будет. Вот так, сэр.
— Невесело — полковник Корви отсалютовал стаканом, наполовину наполненным шведским картофельным самогоном.
Рушани вернулся в двенадцатом часу ночи. Комендантский час его не касался — у него было удостоверение военной разведки Генштаба Пакистана. Самой разведки уже не существовало, но люди оставались и за неимением никаких других удостоверений — принимались во внимание эти.
— Что нового — полковник Корви не спал.
— В горах неспокойно. Надо подождать пару дней, моего человека нет на месте.
— Мы выступаем завтра на рассвете. До семи ноль-ноль по местному.
Рушани пожал плечами.
— Сэр, в горах опасно.
— Здесь еще опаснее. Здесь журналистка из либеральных, возможно — советский агент. Оставаться нельзя.
Из Кветты — выехали по самому утру, между шестью и семью. Кветта была последним пунктом присутствия миротворческих сил ООН, здесь был крупный, прикрываемый танками лагерь, тут же происходило распределение помощи между племенами. Дальше — шла дикая территория, горы, где обитали пуштунские племена, лагеря беженцев — тоже для пуштунов. Соваться сюда — было опасно, но другого выхода не было.
Устроились в кузове, прямо на мешках с рисом и мукой. Полковник Рушани, сам Корви и все четверо русских, которым предстояло идти через границу. Русские — уже осмотрели свое оружие, Корви приказал не держать его открыто, русские подчинились — но положили оружие в ногах, дослав патроны в патронник. Нельзя было сказать, что это была чрезмерная мера предосторожности: по данным ООН в этой стране разошлось по рукам не меньше тридцати миллионов стволов.
Горы здесь были лесистые, красивые. По обочинам — мусор, чаще всего какие-то ржавые железяки, бумагу здесь подбирают на растопку, дерево — тоже. Попадались и обгорелые скелеты машин, обобранные до рамы.
Корви — уже составил свое представление об этой стране и этих людях. Гордые… самое плохое то, что они гордые. В Латинской Америке, где он видал бардак и похлеще, у людей был комплекс «мачизма», они должны были постоянно чем-то доказывать, что они крутые. Но в душе — они такими не были, все-таки католицизм сильно проник в Латинскую Америку. Они могли пожалеть даже американца, хотя американцы — для многих были смертельными врагами. А вот тут — не пожалеют. Он вчера видел, какими глазами эти люди смотрят на тех, кто раздаем им гуманитарную помощь. Свое истинное отношение к ним они скрывают — но иногда проскакивает… нехорошие такие искорки.
А раз здесь гордые люди — значит, здесь должно быть полно коммунистов. Где гордые — там всегда и коммунисты. В Западной Европе такого не было — приняли план Маршалла как миленькие. А вот тут — было, коммунисты никогда не примут помощь. Они предпочтут гнобить собственных сограждан в лагерях, но помощь не примут.
— Как вообще у вас здесь с коммунистами? — внезапно даже для себя самого спросил Корви у сидящего рядом полковника.
— С коммунистами? Плохо здесь с коммунистами, эфенди. Десять лет назад я был еще капитаном, и мы тогда здорово повеселились — вздернули президента, а потом прошерстили эти проклятые города. Тогда даже виселиц не хватало, приходилось расстреливать этих проклятых комми. А теперь намного хуже. У всех оружие, недавно, когда полицейские притащили в участок коммунистического агитатора — толпа напала на участок с оружием и освободила его. Я уверен, что когда русские ударили по нам атомной бомбой, коммунисты только и ждали этого момента, у них все было заранее согласовано, вот так вот. Как по волшебству — и оружие появилось и агитаторы. Мы сидим как на пороховой бочке, сэр. А Америка не хочет нам помочь.
— Я же здесь.
— Со всем уважением, эфенди, это не помощь. Нам надо пару дивизий морской пехоты, чтобы навести порядок. Прошерстить лагеря, вздернуть всех агитаторов, расстрелять кое-кого из предателей. Мы воевали за ваши интересы и проиграли, а вы не захотели нам помочь. Если вы и сейчас не захотите нам помочь — здесь через десять лет будет проклятое коммунистическое варево, с которым потом уже никто не разберется…
— Мы… оказываем вам помощь какую можем. Мы не допустим, чтобы сюда из Афганистана расползлась зараза коммунизма.
Полковник хмыкнул.
— Надеюсь, мистер. Но надежды мало, потому то я и отправил свою семью к вам туда. Я не хочу здесь жить лет через десять…
Их перехватили на подходе к населенному пункту Ванна — небольшому, сильно разросшемуся за счет беженцев в последнее время городишке. Раньше — здесь жили за счет примитивного сельского хозяйства, приграничной торговлишки, когда в соседней стране начался джихад — за счет джихада. Сейчас — расположенные здесь лагеря стали опорными пунктами самых разных сил: формировавшихся из бывших солдат армии Пакистана банд, афганских банд, пуштунских банд, прибывших сюда со всех сторон света джихадистов. Они ездили по дорогам, устраивали разборки, хватали все, что только плохо лежит — а что хорошо лежит, могли оторвать с руками. Эти, которые обогнали их машину и посигналили, чтобы остановились — явно могли. Два пикапа Тойота, один из них белый, четырехдверный, такими пользуется ООН. В кузове одного из пикапов — пулеметчик с русским ПК, установленным сошками на кабину. Серьезная вещь.
Русские напряглись. Корви услышал звук, от которого все похолодело внутри — характерный щелчок, издаваемый переведенным в боевое положение автоматным предохранителем.
— Не стрелять — тихо сказал полковник — я разберусь…
— Вы их знаете?
— Да. Люди Халеса…
Халес — был самым кровожадным из полевых командиров Пешаварской семерки, он был ранен во время вторжения в Афганистан — но сейчас выздоровел…
Убедившись, что водитель грузовика ООН подчиняется — бандиты взяли машину в клещи, один пикап спереди, другой — сзади. Воронкообразное рыльце русского пулемета — смотрело прямо на кузов…
Один из бандитов, перевязанный пулеметными лентами как анархичный матрос, в дешевых блестящих полицейских очках — вылез из кабины Тойоты. В его высоко поднятой руке — был русский автомат со складным прикладом. Здесь его звали Калаков — пуштуны плохо выговаривали некоторые русские буквы…
Полковник спрыгнул ему навстречу.
— Саламуна, вроу…
