— Так точно.

— Что там происходит? Если можно — кратко.

— Советам удалось расколоть движение сопротивления, сэр — но при этом от них откололась часть коммунистов. Они решили делать ставку на агрессивный национализм и на национальные меньшинства. Глава государства там теперь Ахмад Шах Масуд, самый удачливый полевой командир этой войны. Русские несколько раз пытались его убить — но теперь эти планы отложены в долгий ящик. Вместе с этим русские — по непроверенным данным — сократили интенсивность коммунистической пропаганды и даже заявляют о том, что равенство трудящихся людей — угодно Аллаху.

— Они это заявляют? — резко перебил Негропонте.

Из всех из них — только он один, бывший посол в Никарагуа, понял смертельную опасность этого. Он жил в Латинской Америке, отлично знал ее — и прекрасно представлял себе, какой причудливый гибрид может получиться из христианства и коммунизма. Русские подлинные дураки, что не используют это — если бы использовали, им пришлось бы сдерживать красных в лучшем случае на мексиканских границах. Проповедь равенства, помощи бедным… извлечь можно очень многое. Чем беднее страна — тем более вызывающе ведет себя олигархия. Это и Перу и Сальвадор и Никарагуа. Если русские придумали это в Афганистане — совместить религию и свои ценности — то у них серьезные проблемы. На всем Ближнем Востоке ситуация и равенством еще похлеще, чем в Латинской Америке. И если русские объединят ислам, в который всем там верят и свои ценности — весь Восток мгновенно превратится в огромную пороховую бочку.

— Вероятно, да, сэр. Но данные не проверены.

— Надо проверить.

— Что тебя так встревожило? — спросил Чейни.

— Сама идея. Ее можно тиражировать, распространять как угодно. Можно посулить беднякам богатства местной олигархии. Тогда они пойдут и сметут все, мы получим одно огромное Никарагуа на всем Ближнем Востоке.

Чейни задумался, потом кивнул.

— Об этом потом. Продолжим. Майор…

— Да, сэр.

— Что происходит в этом регионе? Вы можете нам доложить? Только кратко.

— Да, сэр. Два ядерных взрыва на территории и тяжелое поражение, которое Пакистан потерпел в боях с афганской, а точнее — с советской армией — инициировали резкий процесс распада государственности в Пакистане по ливанскому сценарию. В отличие от Ливана — Пакистан раскололся прежде всего по национальному признаку, а не по религиозному. Основные противоборствующие силы там: это армия, многие части которой превратились в откровенные банды, афганские беженцы и джихадисты, которые в условиях резкого ослабления пакистанской государственности превратились в дестабилизирующий фактор, наподобие палестинского, сепаратисты, наподобие пуштунов в зоне племен и белуджей на юге. Основная часть пакистанского народа оказалась не столь лояльна, как это казалось — и при пошатнувшейся государственности бросилась грабить и громить, мстя прежде всего потерпевшей поражение армии[91] и добивая государственность.

В итоге — сейчас в Пакистане власти как таковой нет, страна поделена между вооруженными бандами и отрядами. Все части, оставшиеся верными переходному правительству — стянуты в район Исламабада — но они удерживают Исламабад, Равалпинди, базу Чахлала и прилегающую территорию. На остальной территории господствует беспредел. ООН там представлена миротворческими силами, которых явно недостаточно, они плотно удерживают крупнейший город — порт Карачи и пытаются контролировать основные дороги. Миротворцы представлены если и не клиентами Советского союза — то сочувствующими. Различные страны мира проводят там спецоперации, из наиболее успешных — операция ранее малоизвестного польского спецподразделения по освобождению польских граждан, захваченных вооруженной бандой. Это открытая территория, сэр, почти что ад, намного хуже, чем в Ливане — из-за того, что огромная территория и огромное население, больше трети от американского. Мы туда пять лет свозили все оружие, какое можно было достать, всех бандитов, каких только можно было вытащить из тюрем под любым предлогом. И сейчас там полигон Сатаны, сэр, возможно именно поэтому и русские и индусы отказались от намерения оккупировать Пакистан и стараются туда не лезть. Это все, сэр…

— У нас есть какие-то данные по русской группировке в Афганистане?

— Есть некоторые, сэр. Несколько месяцев назад русские начали создавать примерно то же, что у нас называется USSOCOM, командование специальных операций. Роль морской пехоты у них выполняют силы ВДВ — воздушно-десантные войска, парашютисты. Судя по последним действиям советской армии — она кардинально меняет тактику. Вместо непосредственного контроля территории — он переходит к дистанционному контролю и рейдам особо подготовленных частей, направленным на уничтожение сил борцов за свободу. Примерно наша тактика второго периода Вьетнама, сэр. Кроме того — русские стали придавать намного большее значение своим ВВС, они испытывают новые самолеты и вертолеты, в том числе особо устойчивые к попаданиям зенитных ракет малого радиуса действия. И у них теперь есть тяжелые штурмовики типа нашего АС-130, которые производят особо тяжелое разрушительное воздействие на силы сопротивления. Они действуют по ночам и практически прервали караванное сообщение между Афганистаном и Пакистаном. Мы знаем о том, что в Афганистане остается немало тех, кто готов бороться за свободу — но мы не можем поставить им оружие. Во-первых, его разграбят в самом Афганистане. Во- вторых — если оно и дойдет до границы, его уничтожат русские боевые вертолеты или ночные штурмовики.

— Весьма мрачно…

— Да, сэр, весьма. Но русские быстро учатся, они меньше чувствительны к потерям как материальным, так и людским, им наплевать на общественное мнение. Кроме того — они обработаны коммунистической пропагандой с самого детства, а потому изначально жестоки, фанатичны и безжалостны. Это как вьетнамцы — только с огромной дубиной.

— Бывали там? — заинтересовался Чейни.

— Несколько раз, сэр. Еще до того, как все там случилось.

Несмотря на некоторую неопределенность — все поняли, о чем речь. Побывал там до того, как загнанный в угол русский медведь рванул напролом, круша все на своем пути.

— И что скажете о местных? Впечатления. Только не думайте, говорите как есть, черт побери…

— Они… они настоящие, сэр. Очень примитивные, как будто из девятнадцатого или даже восемнадцатого века. Некоторые их обычаи и традиции цивилизованного человека могут шокировать[92]. Но при этом — вы не встретите лучших друзей, чем эти люди. Если вы незнакомый путник — вам будут рады в каждом доме. Если за вами погоня — они будут защищать вас, даже если не знакомы с вами. Они выходили против советских солдат с винтовками восемнадцатого века и гибли десятками — но продолжали идти. И в то же время, сэр, там есть мерзавцы, каких сложно даже себе представить, такие, какие заслуживают только смерти. Наркоторговцы, убийцы, откровенные подонки и педофилы. Я говорю про Пешаварскую семерку. Мы помогали им — но видит Бог, это были самые мерзкие из союзников, каких только можно было вообразить.

— Джон, вы что скажете? — обратился министр к Негропонте.

Тот пожал плечами.

— Я не знаком, с этим регионом, сэр. Хотя все сильно походит на ситуацию, какую мы просчитывали для Латинской Америки. Падение военного правительства в жизненно важной для нас страны в результате мятежа толпы и коммунистического воздействия. Очень схоже.

— И какие варианты решения проблемы?

— Дивизия морской пехоты.

— Это нереально — сказал Чейни — президент приказал разобраться. Но он не имел в виду — устроить второй Вьетнам.

— Я это и не предлагаю, сэр. Как вариант — спецподразделения морской пехоты.

— Спецподразделения… Пик, ваше слово?

— Ничего хитрого — ответил специалист по подрывным операциям, отправленный работать в АНБ — примерно то же самое, что у нас было во Вьетнаме.