— С этим, Ахмед — все становится просто. Как нельзя — проще.

— А если нет?

— Тогда мы все — скоро увидим Аллаха. И никто не скажет про нас — что мы прожили жизнь зря.

Это были Бадали. Бадал — один из принципов священного для любого пуштуна закона — пуштун валай. Полное название этого — Бадал Хастыль. Ахмад Шах Масуд был хитрым и опасным человеком — и он хорошо знало, что делает — пуская с горы камень кровной мести. Основными целями в этом случае — считались как деятели прежних властей — так и моджахеды, потому что мало в каком селении не было людей, у кого не было бы счетов с моджахедами. Когда в Кабуле правили коммунисты и шурави — они были против мести, работали комиссии по примирению. Сейчас те, кто шел вырезать селения и травить колодцы с водой знали, что за их дела могут расплатиться их родные, жены, дети, расплата может настигнуть их в лагере беженцев, в другой стране — потому что тот, кто не смог отомстить за себя — теряет свой намус. Кровная месть — внешне жестокий и варварский обычай — на самом деле стабилизирует примитивное и не уважающее законы общество, потому что любой, даже самый отмороженный человек десять раз подумает над тем, что он делает — если за содеянное может расплатиться вся семья. К тому же — Масуд поощрял традиционализм и агрессивный национализм — как серьезный противовес агрессивному, но интернациональному исламу. В конце концов — агрессивный ислам пришел сюда несколько лет назад — а кодексу Пуштун Валлай насчитывалось не меньше тысячелетия.

Страшная, запущенная болезнь требовала не менее страшных методов лечения. Гражданская война, продолжающая уже десять лет необратимо искалечила афганское общество, лишило его всяческой возможности прийти к какому-либо общественному согласию, война шла не на жизнь, а на смерть. Многое стояло на карте. После пешаварской катастрофы к Афганистану автоматически переходило господство в субрегионе, его никак не могли допустить ни США, ни Китай. Стояло на кону создание пуштунского государства — Пуштунистана, и возврат значительной территории, отторгнутой по договору англичанами. Стоял на кону выбор и самого Пакистана: страна, как в шестидесятые левела, в Пакистане появились коммунисты, выступающие за конфискацию всех армейских земель и собственности.[47] Стоял на кону выбор всего региона, прорыв русских напрямую в Индийский океан. Наконец — стоял вопрос о дальнейшей судьбе самого Афганистана — в преддверие девяносто четвертого года он должен был быть сильным и единым. Масуд, счастливчик, бывший генерал армии сопротивления и нынешний временный председатель правительства страны — отлично понимал что ни о каком национальном примирении не может идти речи. Крови пролито столь много, что речь может идти только о принципиальном выборе — мы или они. Кто останется жив — тот получит Афганистан. Целиком. Кто проиграет — того похоронят и забудут.

Так появились Бадали. Они почти один в один походили на организации аргентинских офицеров, действовавшие в стране и убивавшие коммунистов и троцкистов. Маленькие, автономно действующие ячейки, никому ничего не докладывающие, не требующие никакого содержания. Ни одна из ячеек не знает состав других ячеек. Ячейки убивающие, пытающие, похищающие — только на сей раз тех, кто противник новой власти, кто взял в руки автомат и встал на джихад. Основной враг — мусульмане. Исламские экстремисты.[48] Проповедовал джихад — смерть. Нашли кассету с записью проповеди муллы — экстремиста из Хаккании — смерть. Нашли фугас — смерть. Состоишь в исламском комитете — смерть. Совершил теракт — смерть, даже если ты погиб — все равно отомстят, вырежут всю семью. Политика Масуда похожа была на политику времен Хафизуллы Амина — вот только некому сейчас было его остановить. Русские знали, что происходит — но теперь и они старались закрывать глаза. Добро стало злом. Не осталось больше добра на этой земле.

Джекоба Шифта приняли еще на дороге на Кандагар — один из сотрудников ХАД, ведущих слежку оказался бадали, членом подпольной ячейки мстителей. Второй раз — его обнаружили уже в Кабуле, это сделала другая ячейка, получившая информацию из ХАД. Используя предателей, проникших в подпольную офицерскую организацию «Спедадаг»[49] они получили достаточно информации, чтобы идентифицировать похитителей американского агента. С помощью маяка, подложенного в РАФ одним из предателей — они отследили путь машины — и он их привел в небольшое селение. Теперь — им оставалось только идентифицировать дом, где скрывается бывший генеральный секретарь ЦК НДПА и уничтожить его.

Ахмад Шах Масуд и Мохаммед Наджибулла не просто не любили друг друга — они были злейшими врагами. В свое время — Наджибулла и на посту директора ХАД и на посту Генерального секретаря ЦК НДПА сделал все, чтобы убить Масуда — а Масуд этого не забыл, он ничего не забывал. И один из них — должен был умереть.

Абдалла, ловко карабкаясь по склону, добрался до того места, откуда был виден весь поселок. В Афганистане сложно найти поселок, который не будет виден сверху — все поселки обычно строятся в горах или в низинах, на маленьких клочках пригодной для жизни земли. Выбрав для наблюдения большой валун, он начал распаковывать винтовку…

Дистанция была почти предельной, изображение плыло — но для крестьянина-пуштуна, увидевшего первый раз сложную технику — это было все равно, что волшебством, видеть сквозь ночь. Медленно, как учили его инструкторы шурави, осматривая сектор, он нашел, наконец-то, что его интересовало. С валуна была видна загнанная во двор машина.

РАФ.

Абдалла достал Алинко, трофейную рацию, хотел связаться с ожидающими в машине товарищами — но передумал. Инструкторы шурави учили его не пользоваться рацией без необходимости, потому что волну может слушать противник. Ему все равно возвращаться к машине — так пусть ашрары остаются в неведении, что они тут.

Абдалла упаковал винтовку и сноровисто припустил к машине.

— Экран, внимание. Наблюдаю снайпера, он возвращается, повторяю — он возвращается к машине. Он некоторое время наблюдал за поселком, а теперь возвращается…

В ППД Экран-1 один из офицеров войск специального назначения — хлопнул в ладоши.

— Это ликвидаторы. Они определили цель и теперь попытаются нанести удар. Это ликвидаторы.

Все посмотрели на москвича.

— Этого нельзя допустить — сказал Москвич.

— Скорпион, это Экран, вы слышите меня?

— Экран, это Скорпион, слышу вас хорошо.

— Экран, боевой приказ — при проявлении враждебных действий — автомашину Нива и ее пассажиров уничтожить. Передать приказ Урал-десять — максимальный темп движения, атаковать с ходу. Докладывать по ситуации.

— Экран, вас понял. Автомашину Нива при проявлении враждебных действий уничтожить, Урал- десять максимальный темп движения, атаковать с ходу.

— Твою мать!

Старший прапорщик, сидевший ближе всего к кабине — не удержался за ручку и хряснулся головой об броню. Когда делали эти машины — солдаты контингента называли их «головастики» — из-за повышенного веса бронированного кузова поставили более жесткие рессоры. Езда на большой скорости по ухабистой местности превращалась в настоящую пытку. Хорошо, что на голове был шлем — не солдатский, спецназовский, похожий на мотоциклетный…

Прапорщик дотянулся до трубки внутреннего телефона.

— Пескарь! Ты куда гонишь, мать твою!

— Тащ старший прапорщик, с самолета только что кинули — готовность десять. Мы на подходе к цели.

— Понял.

Со второго раза прапор повесил трубку на рычаг, хлопнул рукой по кнопке, включавшей зловещее, красное, мигающее освещение.

— Готовность десять! — заорал он во всю луженую глотку — оружие в боевое!