* * *

При папе Григории XVI в Риме блистала красотою одна княгиня, очень богатая женщина и щеголиха. Однажды она шла мимо Ватикана. Ее роскошная грудь была открыта, и на ней красовался очень дорогой золотой крест. Папа как раз в это время смотрел в окно; около него был кардинал.

— Ваше святейшество, — сказал кардинал, — благоволите взглянуть, какой чудный крест на княгине.

— Что крест! Вы взгляните лучше на Голгофу!

* * *

Однажды композитор Глюк, проходя мимо лавочки, нечаянно разбил в ее окне стекло. Он спросил у лавочника, сколько стекло стоит, и, узнав, что полфранка, подал лавочнику экю (2 франка). Но у того не случилось сдачи, и он хотел пойти к соседу попросить его разменять экю.

— Не стоит тратить времени, — остановил его Глюк, — оставьте весь экю у себя, а я вот лучше еще одно стекло разобью!

* * *

Делапорт написал и сдал в театр «Варьете» в Париже водевиль «Дочь Грегуара». Пьеса была плохая, и ее освистали. Между прочим, одно из главных действующих лиц в пьесе был горбатый. И когда кто-то из актеров или публики, желая подшутить над злополучным Делапортом, спросил у него: «Что это сегодня так свистят, господин Делапорт?» — тот отвечал: «Очень простая вещь! Главное действующее лицо горбатый, а в публике собралось несколько горбатых, вот они и свистят!»

* * *

Однажды драматург Кудерк пришел в театр «Варьете» и попросил у директора Рокплана ложу.

— Спуститесь в кассу, я отсюда скажу кассиру.

Кудерк отправился, а Рокплан подбежал к разговорной трубе (телефонов еще не было) и крикнул кассиру, что «сейчас Кудерк идет просить ложу, так вы поднесите ему фигу».

Но он слишком громко крикнул, и Кудерк все слышал. Он в кассу вовсе не пошел, а постоял на лестнице, потом вернулся к Рокплану и доложил ему:

— Фиги все распроданы, дайте мне какое-нибудь другое место.

Рокплан расхохотался и дал.

* * *

Кому не известны прелестные сказки, собранные знаменитыми немецкими учеными братьями Гримм? Есть в их сборнике, между прочим, сказка о пройдохе-портном. Сказка оканчивается присказкой: «Кто этой сказке не поверит, тот должен заплатить талер».

И вот однажды к старшему из братьев Гримм, жившему в Берлине, пришла девчурка лет восьми и велела о себе доложить: мне, дескать, надо видеть господина профессора. Ее ввели в кабинет к почтенному старичку.

— Это ты — Гримм, профессор? — спросила девчурка.

— Я, милое дитя.

Ну, так вот что. Я все твои сказки прочитала, и ту, которая о портном, тоже прочитала. И я ей не верю. А ты говоришь, что кто ей не верит, тот должен заплатить талер, Вот тебе пять зильбергрошей, у меня теперь больше нет. Я тебе потом понемногу отдам все, ты не беспокойся.

* * *

Французский романист Монье был склонен к злым шуткам.

Однажды, например, его остановил на улице, в Париже, какой-то провинциал и попросил указать дорогу в главное полицейское управление (префектуру).

— Это очень далеко отсюда, — ответил Монье. — А вам туда скоро нужно, по спешному делу?

— Очень нужно, и немедленно, насчет паспорта.

— Так что чем скорее туда попадете, тем лучше?

— Именно,

— Ну, так вот что я вам посоветую. Перейдите бульвар, потом улицу, вот эту, видите?

— Вижу. Затем?..

— Видите вон там вывеску золотых дел мастера?.. Так вот, идите прямо туда, отворите дверь, войдите…

— Хорошо-с. Потом?

— Потом возьмите что попадет под руку: ну, там, брошку, браслет, серьги, ложку, бокал, что придется…

— Ну-с, и что же?..

— Ну, разумеется, хозяин закричит караул, прибегут приказчики, дворники, явится городовой, и не пройдет получаса, как вас доставят в префектуру, да еще в казенном экипаже.

* * *

Писатель Шарль Нодье одно время продавал свои произведения Бюлозу, который его ужасно раздражал своею скаредностью и мелочностью при расчетах. Один раз в составленном Бюлозом счете значилось: «За столько-то строк, полустрок, четверть строк причитается 97 франков 50 сантимов».

— Извините, тут у вас сделан пропуск, — сказал Нодье. — Вот, смотрите, тут еще половина строчки, а вы ее на счет не поставили.

— Это еще что за новости? Тут ваша подпись, и больше ничего. Вы требуете, чтобы я вам платил за подпись?

— Ничего я не требую, а только заявляю вам, что коли вы не хотите за мое имя платить, так ведь недолго его и снять; печатайте без него.

* * *

Быстро разбогатевший буржуа заказал известному скульптору Прео большую группу, долженствовавшую представлять Полифема, раздавившего скалою Акиса. Скульптор занят был другими работами и не исполнил заказа к сроку. Заказчик начал ему надоедать, и Прео, выведенный из терпения, однажды, когда тот опять пришел, подвел его к куче лепной глины и объявил, что вот, дескать, готово, получайте.

— Где же Акис?.. — недоумевал заказчик, оглядывая кучу со всех сторон.

— Как где? Ведь он же задавлен! Он под скалою, его не видно.

— А Полифем?

— Полифем сделал дело, навалил скалу и ушел. Что же ему еще тут делать? Стоять над скалой, караулить ее?

* * *

Герцог Омон был чрезвычайно ленив и, когда долго не брился, говаривал: «Омон, Бог создал тебя дворянином, король сделал тебя герцогом. Все это сделали для тебя другие. Сделай же что-либо и сам для себя — побрейся!»

* * *

С графом Мерлем, когда он был назначен португальским посланником, случилось очень забавное происшествие. Он был человек весьма недалекого ума, и потому к нему приставили очень смышленого и умного дипломата, аббата Нарли. Граф знал, что при первом представлении необходимо сказать королю приветственное слово. Нечего и говорить, что сам он не в силах был сочинить это слово и попросил сделать это за него аббата Нарли. Но, увы, даже готового приветствия Мер ль не в силах был выучить наизусть: он зубрил его всю дорогу от Парижа до Лиссабона, но при проверке постоянно сбивался. Кончилось тем, что, по совету Нарли, он переписал всю речь так, что она помещалась на дне его шляпы. Он рассчитывал при представлении королю, держа перед собою шляпу, просто-напросто прочитать речь по рукописи. Но граф забыл или не знал, что по придворному лиссабонскому этикету посланники представляются королю в шляпе. Посему, едва успел он отвесить поклон королю, держа свою шляпу перед собою дном книзу, чтобы сейчас же начать читать речь, едва выговорил первые слова: «ваше величество», как король обратился к нему со словами:

— Господин посол, наденьте шляпу!

Бедный Мерль сначала не понял, в чем дело, и повторил свой поклон; но король вновь приказал ему надеть шляпу. Мерль впал в такое замешательство, что вся его речь и окончилась на словах: «ваше