Но на этот раз они не следили за игрой воды.

— Это ты сделал, да? — шепотом спросила Памела. — Ты им заплатил, чтобы они пели именно эти песни?

Он покачал головой и обхватил ее лицо ладонями.

— Но ведь все равно эти песни о тебе, верно? Это ты — та ласточка, и ты — та женщина, которая не хочет больше плакать.

Памела могла лишь кивнуть в ответ.

Так, словно песня звучала только для них и ни для кого больше, Аполлон привлек Памелу к себе и поцеловал. Он поцеловал ее как мужчина, который хочет уберечь свою возлюбленную от боли, сердечных страданий и печали.

Ее губы раскрылись на этот раз ему навстречу, и в то же самое мгновение Аполлон ощутил, как что-то щелкнуло и распахнулось внутри его, как будто отперся некий замок и дверца ловушки поднялась, впуская то, чего ему не хватало, чтобы заполнить пустую душу. Руки Памелы медленно поползли вверх в ответ на его объятие, и Аполлон забыл о горе Олимп; он забыл заодно и о мире современных смертных. Все его существо сосредоточилось на том, чтобы касаться Памелы, ощущать ее вкус и запах. Но тут она содрогнулась и негромко застонала, и мир мгновенно вернулся. Фонтаны снова угасли, ветер и дождь усилились.

— Да ты замерзла! — Он принялся растирать ее руки, мысленно обругав себя бесчувственным чурбаном.

Пока он изучал девушку, она промокла насквозь!

— Нам нужно поскорее вернуться. Ты можешь заболеть!

— Фебус… — Памела потянула его за руку, удерживая под деревом. — Нам действительно лучше бы возвратиться в отель, но я вздрогнула не из-за дождя. И тебе лучше знать это, хотя я и выгляжу, наверное…

Она отерла каплю, сползавшую по лбу.

— Выгляжу как утопленница, но я все же не изящный тепличный цветочек. Я не растаю… и я наслаждалась каждой секундой этого поцелуя под дождем.

Аполлон почувствовал, как тяжесть в груди исчезла от теплоты ее взгляда. Значит, не он один ощущал связь, возникшую между ними; Памела тоже все поняла. И где-то в глубине его существа послышался голос инстинкта, говорившего, что это и есть то, что связывает мужчину и женщину… это и есть танец любви смертных.

— Но я, конечно, промокла основательно, а дождь, похоже, и не думает кончаться, — сказала Памела.

Аполлон, разумеется, мог не позволить ни единой капле упасть на Памелу, пока они доберутся до «Дворца Цезаря», но он никак не смог бы объяснить ей такой фокус.

Вот что я тебе скажу… я тебя обгоню и первой добегу до «Дворца». — Памела лукаво улыбнулась.

— Но ты не сможешь бежать в такой обуви! — воскликнул он, показывая на ее туфли.

— Ну… мы ведь в Лас-Вегасе, так? На что спорим?

И, не дожидаясь ответа, она с визгом бросилась вперед, прямо под дождь. Аполлон со смехом погнался за ней, держась позади ровно настолько, чтобы хорошо видеть кругленькие ягодицы, подпрыгивавшие в такт коротким женским шагам Памелы.

Аполлон и вспомнить не мог, когда он в последний раз чувствовал себя таким молодым или таким счастливым.

Они совершенно не обращали внимания на то, что происходит на улице вокруг. Он наблюдал за ней. Она то и дело оглядывалась через плечо на него.

— Я выигрываю! — закричала Памела.

Какой-то звук впереди привлек ее внимание — и она задохнулась. Мостовая! Она и не заметила, как близко к краю тротуара очутилась. Остановившись слишком резко, она угодила острым длинным каблуком в щель возле бордюрного камня. Потеряв равновесие, Памела замахала руками, как мельница лопастями, стараясь удержаться на ногах. Извернувшись всем телом, она неловко повернула ногу, и тут же ее пронзила острая, тошнотворная боль — а потом Памела упала лицом вперед.

Прежде, когда происходило что-нибудь ужасное вроде смерти Гектора или того случая, когда Артемида взъярилась на Актеона, Аполлон замечал, что время словно бы замедляет ход и события начинают разворачиваться так же неспешно, как течет по стволу капля сосновой смолы, оставляя за собой длинный след. Но в случае с Памелой все было иначе. События понеслись с нечеловеческой скоростью. Вот только что Памела кокетливо улыбалась ему — а в следующий миг она уже падает на мостовую, где мчатся металлические чудовища. Аполлон ощутил дыхание смерти в воздухе вокруг себя. Времени на логические рассуждения не оставалось. И тело Аполлона повиновалось импульсу, посланному бессмертным сердцем, которое едва не лопнуло при мысли о том, что он может потерять Памелу.

— Нет!

Аполлон рванулся к Памеле со скоростью, способной ослепить смертные глаза. Он выбросил вперед руку с открытой ладонью. Его крик вызвал мгновенный акустический взрыв, породивший волну, отшвырнувшую автомобили от падающего тела Памелы.

Она не коснулась твердого мокрого асфальта. Он не мог этого допустить. Аполлон мгновенно очутился рядом с Памелой, схватил ее и вернул на тротуар.

Вокруг оглушительно визжали тормоза. Потом раздался грохот удара — столкнулись две машины. Яростные гудки наполнили ночь. Но сквозь дождь и ветер никто, похоже, и не заметил бога, сотворившего все это.

Бога, который теперь стоял на коленях на залитом водой тротуаре, прижимая к груди смертную женщину.

— Моя лодыжка… — простонала Памела, в ее голосе звучали боль и потрясение. — Похоже, я ее сломала.

Аполлон осторожно снял с ее ноги нелепую туфельку. Коснувшись нежной кожи Памелы, бог света почувствовал, что лодыжка была перекручена при повороте так сильно, что сломалась кость. Он поморщился, представив, какую боль испытала Памела. Его ладонь быстро скользнула по лодыжке, и он мысленно повелел нервным окончаниям успокоиться. Почти в то же мгновение он ощутил, как Памела расслабилась, ее дыхание стало ровнее. Аполлон плавным движением подхватил ее на руки, и вот уже бог света промчался, как ослепительный солнечный луч, сквозь дождь и груды искореженного металла.

Позже очевидцы катастрофы, случившейся на углу улиц Лас-Вегас и Фламинго, рассказывали о высоком мужчине, которого они мельком видели сквозь дождь той ночью. Они говорили: им показалось, что он нес на руках женщину, но они не уверены, потому что все, что они запомнили, — странный свет, которым горели его глаза. Они твердили также, что не могут в точности сказать, как он выглядел, потому что его тело тоже было окружено светом, как будто на него падал яркий солнечный луч.

— Ей нужно поскорее попасть в комнату! — рявкнул Аполлон на посыльного, вытаращившего глаза на золотое видение, внезапно возникшее из ночи, шумящей проливным дождем.