В моей груди стало прерываться дыхание. Мне надо было положить этому конец.
— Полевой командир Дражески, знаете ли вы, на что тратит время Кровавый род и чем занимается их Госпиталь? Они наделяют себя бессмертием. Настоящим бессмертием, которое не нуждается в контроле и возобновлении и может быть передано детям по наследству. Они откопали рецепт благодаря вашей Бьянке Файетт. Убили сотни наших, чтобы довести до совершенства. Если мы не остановим их здесь и сейчас, они станут вечными!
Я наблюдал с каким-то нездоровым удовлетворением, как от её лица отхлынула кровь.
— Эмилия нашла записи. Она сохранила их для меня до того, как… до…
Я не смог закончить. Горе и гнев подступили ближе. Они вытесняли способность мыслить трезво. Мне нужно было, чтобы эта женщина ушла подальше от меня. Мне нужно было вернуться к работе. Даже если мои сослуживцы из безопасности ещё не направлялись к лифту, я был бы не в состоянии продержаться дольше.
Я снова повернулся к панели доступа. Оставалось исправить четыре команды. Всего четыре. Я мог это сделать.
— Вы полностью уничтожите Фортресс, — сказала она.
— Хорошо, — прошептал я.
— Вы убьёте тысячи, Амеранд, но не тех, кто был вашей целью.
— Почему вы так уверены?
— Потому что это —
— Зачем? Зачем им уничтожать Фортресс?
— Отбор. То, что вы рассказали мне о бессмертии, прекрасно соотносится с тем, что удалось установить нам. Недостойных членов Рода не возьмут с собой в будущее.
Но убийство такого количества представителей Рода призваны осуществить вы или кто-то, подобный вам. Кто-то, доведённый до безумия потерями и горем. Выжившие увидят вас. И они не станут искать кукловода, который дёргал за верёвочки. Вас обвинят в том, что вы убили их родню, детей, заложников, клерков. Возможно, в особенности клерков. Они единственные, кто мог установить, как принимались решения.
Тереза приблизилась ещё на шаг.
— Амеранд, я подняла по тревоге своих людей. Скоро они будут здесь. Во всеоружии. Знаю, это звучит странно по отношению к нам, но вы лишь отчасти видели, на что мы действительно способны, если возникнет абсолютная необходимость.
Но я снова отвернулся. Уставился на панель доступа, на аккуратные строчки кодов на мерцающем сером фоне. Подумал о слезе, скатившейся по щеке моего отца. Подумал, как не сумел вызвать у себя никаких воспоминаний о матери и братьях.
— Вы оставите их в живых, — прошептал я охрипшим голосом. — Они проливали нашу кровь, подвергали нас пыткам и обращали в своих рабов, а вы собираетесь подарить им жизнь.
— Нет, — спокойно ответила она. — Я
— А в чём же разница? — усмехнулся я.
— В условиях и обстоятельствах, — ответила она. — Я рассказывала вам, как меня мучали? Человек, отдавший приказ об этом, всё ещё жив. И во что бы то ни стало будет жить. В самом деле, он теперь бессмертен. Он обитает в двух уютно обустроенных комнатах в самом центре своего родного города. И он останется там навеки, в этом уютном гнёздышке. Он никуда не может выйти. Он не может увидеть ни единого человеческого лица, не может ни с кем поговорить. Даже сойти с ума он не может. Он жив и здоров. И впредь будет здравствовать. Ему никуда не уйти от того, что он совершил. Никогда не узнать, что можно жить лучше и по-другому. Ему не суждено встретиться с Создателем или увидеть свой Рай. Возмездие ему — наблюдать, как упоминания о государстве, которое он построил, исчезают из исторических документов, а город, который он разрушил, отстроен заново его врагами и процветает, потому что людям, которых он пытался превратить в своих рабов, гораздо больше нравится путь, избранный его недругами.
Он — наш. В этой темнице он —
Хотите отомстить за себя и своих близких? Помогите мне заставить Кровавый род жить с тем, что он сотворил.
Моя рука дрожала, и пальцы непроизвольно барабанили по бедру.
— Этого недостаточно.
— И всегда будет недостаточно, — согласилась она. — Но вы можете убить их всех. И этого всё же будет недостаточно. Это лишь приводит к неправильным ответам и продлевает ужас, с которым вы хотите покончить. — Она подошла ещё на шаг ближе. — Вы помните о заложниках, Амеранд? Они все родом с Обливиона. Одно неверное движение, и вы убьёте их всех.
— Может, для них смерть — это лучшее.
От этих слов во мне приоткрылась какая-то дверца, в которую хлынул поток эмоций, столь близких к чувству облегчения, что я даже не испугался. Эта мысль жила в глубинах моей души дольше, чем я знал. Борьба за выживание требовала слишком больших жертв. Лучшее для всех нас — смерть.
— Вы правда хотите стать тем, кто примет это решение? Вы хотите уподобиться семейству Эразмус, решающему, кого можно считать человеческим существом, а кто — просто пушечное мясо, призванное стать платой за ваше разочарование?
— Вы не понимаете, — произнёс я шёпотом. — Вы не понимаете! — Я закричал.
— Они забирали и моих людей тоже. Использовали их и убивали. Что ещё я должна понять? — Она дотянулась до меня и крепко сжала мою руку, будто пытаясь передать мне свою убеждённость. — Я не собираюсь позволить Эразмусам победить, Амеранд. Эта система не будет существовать. Но мне нужна ваша помощь.
Я дрожал. Я пришёл сюда уверенный, что это последнее, что я сделаю в своей жизни. У меня не было будущего. Не было ничего за пределами этого корабельного отсека. Тереза попыталась переписать наспех заданный код последних мгновений моей жизни и вселила в меня веру в будущее.
Я беззвучно пошевелил губами.
Тереза поняла меня.
— Вы собирались отправить эту штуку в центр Фортресс, так? Разнести её на части? Мне нужно, чтобы вы выбрали новый пункт назначения.
Мой мозг кипел, пытаясь заставить себя настроиться на возможность того, что я не умру.
— Куда?
— На Обливион.
Я услышал, но мой проницательный до этой минуты разум мог только медленно воспринять сказанное.
— Обливион мёртв.
Я наблюдал, с каким участием и состраданием смотрела она. Мне это было не нужно. Ни тогда, ни сейчас. Я не хотел, чтобы кто-нибудь понял, что я чувствовал или через что я прошёл. Я хотел хранить эту боль в тайне ото всех.
— Они превратили его в убежище, — сказала она. — Они собираются прятаться там до тех пор, пока вы не разрушите Фортресс и представители миров Солнечной системы не уберутся отсюда. Они думают, мы просто заберём беженцев и покинем систему.
Её глаза просияли от сделанного открытия.
— Это место слишком далеко от всех проторённых путей, и требуется слишком много усилий, чтобы