мы увидим, эти две дисциплины не мыслятся как классические, систематизированные даршаны. Разумеется, эти многочисленные интерполяции не могли не нанести ущерб единству целого. Противоречий немало. Веды, например, обычно провозглашаются высшим авторитетом (прамана); с другой стороны, можно встретить утверждение о том, что 'Веда вводит в заблуждение' (XII, 329, 6), Слова Бхишмы, снискавшего милость Кришны, имеют 'власть, равную власти Вед' (XII, 54, 29-30). Милость Господня вообще ставится превыше шрути (откровения) и дискурсивного познания, тарки, ибо она одна в состоянии озарить 'тайные и непостижимые пути истины' (XII, 335, 5). Но в целом вывод (анумана) и шрути считаются достаточными средствами для доказательства истины. Гопкинс собрал и расклассифицировал огромное количество материалов, иллюстрирующих те догматы и верования, которые зафиксированы в 'Махабхарате', особенно в ее 'псевдоэпических' частях. Сложность и размытость артикуляции всего этого гигантского массива объясняется различием ее авторов, часто принадлежавших к противоположным школам: каждый старался представить свою собственную религиозную концепцию. Но не следует забывать о том, что составление некоторых книг, особенно 'Мокшадхармы', вероятно, происходило в течение нескольких столетий. Тем не менее можно сравнительно точно выделить теоретическую основу этой псевдоэпической части 'Махабхараты': с одной стороны, она заново утверждает монизм упанишад, окрашивая его при этом теистическими переживаниями; с другой, признает любые сотериологические решения, которые не слишком противоречат священной традиции.

Одним словом, мы имеем здесь образец дидактической литературы, которая, не будучи 'народного происхождения', воспринимается тем не менее как адресованная всем социальным кругам. Последние книги 'Махабхараты', в сущности, пропагандируют вишнуизм, хотя и довольно хаотично, пользуясь случайными поводами для прославления Вишну и Кришны. Интересно заметить, насколько свободно для узаконивания этого прославления привлекается йога. Впрочем, в контексте 'Мокшадхармы' йога – это не 'читтавритти- ниродха', как у Патанджали, но означает вообще любую практическую дисциплину, также как слово 'санкхья' используется для обозначения любого метафизического знания. Различия, противопоставляющие классическую санкхью (которая была атеистическим знанием) и классическую йогу (теистическому знанию), становятся здесь довольно слабыми, почти исчезающими.

Когда Юдхиштхира просит Бхишму объяснить разницу между этими двумя 'путями', тот отвечает (XII, 11, 43 и т.д.):

Несистематический характер этих двух путей, ведущих к спасению, очевиден. Хотя мы и обнаруживаем – особенно в 'Гите' и 'Мокшадхарме' – такие специальные термины, как пракрити, таттва, махат и т.д., санкхья нигде не представлена как метод различения духа и психоментального опыта – метод, который является основополагающим моментом системы Ишваракришны. В этих текстах 'санкхья' означает просто 'истинное знание' (таттва джняна) либо 'знание души' (атмабхода); в последнем случае она сближается с настроениями упанишад. Не то чтобы идеи санкхьи смешиваются здесь с ведантой, как полагает Хопкинс; это лишь уровень представлений, более древних, чем системы санкхьи и веданты. Поэтому и отпадает необходимость искать в некоторых разделах 'Махабхараты' точные аллюзии на теистическую школу санкхьи, аналогичную атеистической доктрине Ишваракришны.

'Мокшадхарма' (11,463) заявляет, что предтечи йогинов (пурахсары) описаны в Ведах (т.е. в упанишадах) и в Санкхье. Другими словами, 'истина', открытая упанишадами и санкхьей, принята и ассимилирована йогой; какое бы значение ни придавалось этому последнему термину, он используется прежде всего для обозначения спиритуальной техники. 'Бхагавадгита' идет еще дальше и утверждает, что

Подобная установка находится в совершенном согласии с общим духом 'Бхагавадгиты'. Ибо, как мы вскоре убедимся, в этой жемчужине 'Махабхараты' Кришна старается объединить все пути к спасению в едином духовном синтезе.

В 'Махабхарате' йога, в отличие от санкхьи, обозначает любую деятельность, которая одновременно и приводит душу к Брахману, и наделяет ее многочисленными сверхспособностями. В большинстве случаев эта деятельность тождественна сдерживанию чувств, аскетизму, различным видам самоограничений.

Временами йога принимает значение, которое дает ей 'Бхагавадгита' устами Кришны, – 'отречение от плодов своих действий'. Текучесть, подвижность значений этого слова исчерпывающе прослежена Гопкинсом в его 'Технике йоги в великом эпосе'. Йога иногда означает 'метод', иногда 'деятельность', 'силу', 'медитацию', 'отречение' (санньяса) и т.д. Разнообразие значений соответствует реальному морфологическому разнообразию. Если словом 'йога' обозначаются разные вещи, то это потому, что эти разные вещи являются йогой. Ведь эпос есть своего рода место встречи бесчисленных аскетических и популярных традиций, и у каждой – своя собственная 'йога', т.е. своя специальная мистическая