получил в 10 часов… Я тут же отдал распоряжение войскам. От штаба помчались мотоциклы и бронемашины со связными».
И это в первые часы войны, во время, когда ситуация на фронте коренным образом менялась каждую минуту, поэтому связь с вышестоящим командованием, как никогда, была необходима для координации действий войск Красной Армии с целью отражения агрессии фашистской Германии.
Выдержки из описания Д. И. Рябышева дальнейших событий: «Наши танкисты и пехотинцы не дрогнули. На центральном участке все атаки были отбиты с большими потерями для врага. Но сами танкисты понесли серьезный урон от огня тяжелой артиллерии. А вот на левом фланге, где мы меньше всего ожидали сильного удара, так как надеялись на соседа (15–й мехкорпус), противник овладел инициативой. Дело в том, что 15–го мехкорпуса там не оказалось, и мне очень дорого обошелся этот просчет…».
«Что же делать дальше?» – мучительно думал я. С соседом слева – 15–м мехкорпусом образовался большой разрыв, связи нет… Я оставался на КП 7–й мотодивизии. Связи с командованием фронта не было. Пробиться в Дубно не удалось…
Над нами появился горящий советский самолет, подбитый немецкими истребителями. Летчик выбросился на парашюте и приземлился в расположении КП 12–й танковой дивизии. Когда мы подошли к нему, то увидели, что он находится в тяжелом состоянии: лицо и руки были сильно обожженными. После оказания первой помощи летчик нашел в себе силы доложить, что доставлял приказ командующего фронтом командиру 8–го механизированного корпуса. Когда фашистские истребители подбили самолет, летчик, боясь попасть в руки противника, уничтожил приказ. О содержании приказа летчик не знал, но нам от него стало известно, что общее наступление войск фронта отменено. Однако, не имея приказа письменного, я сомневался, что наступление отменено. Вместе с тем отмена общего наступления войск фронта не давала мне права на отступление.
Что делать? Продолжать выполнять задачу, поставленную фронтом, идти в район Дубно?
Связаться с командованием фронта и подвижной группой Попеля мы не могли, так как при очередной бомбежке погиб шифровальщик, сгорели документы шифрованной связи. Кодированных карт у нас не было».
Наши маршалы, начиная с «военного гения и непревзойденного стратега», Тухачевского считали, что радиосвязь между отдельными боевыми машинами только отвлекает бойцов от выполнения поставленной задачи.
Поэтому для того чтобы отдать какое-либо приказание во время боя своим подчиненным, например, командирам отдельных танков, командир танковой роты должен был вылезти из башенного люка и условными сигналами, размахивая флажками, как когда-то моряки на флоте, сообщить подчиненным свое решение. Понятно, что при таком способе связи командирский танк всегда выявлялся противником и становился первоочередной целью для его артиллерии, а сам командир – для немецких снайперов и пулеметчиков. Неудивительно, что при этом командир танковой роты погибал в первые минуты боя, а его починенные, командиры 10–12 танков, действуя каждый сам по себе, не согласовано, становились также легкой добычей противника.
Вот примерно в таких условиях в начале войны, не имея достоверных данных о состоянии и нахождении собственных войск, не говоря уже о войсках противника, командиры и начальники Красной Армии, начиная с Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина и кончая младшими командирами Красной Армии, вынуждены были принимать важнейшие решения, связанные с жизнью и смертью миллионов наших солдат. Точно в таких же условиях действовали командиры упомянутых выше мехкорпусов, каждый из которых имел в своем подчинении более 20 тысяч личного состава, по несколько сот танков и орудий и много другой техники.
Сила немалая. Но как ей правильно распорядиться? Что делать в данный момент боя? Куда наступать? Где и кто сосед справа и слева? – вопросы, на которые не находили тогда ответы даже крупные военачальники. Такая ситуация, совершенно не допустимая даже в небольших воинских подразделениях, была, к глубокому нашему сожалению, характерной почти во всех частях действующей нашей армии, особенно в первые часы и месяцы Великой Отечественной войны. Тогда и случилось самое страшное, что могло произойти: произошла потеря управления войсками, а это, в свою очередь, вело к тяжелым поражениям, даже при весьма благоприятном соотношении сил в целом.
Вот так воевали наши отцы и деды. Очень дорого стоила нашему народу недооценка накануне войны нашими маршалами и генералами радиосвязи.
22 июля 1941 г. начальник Управления связи Красной Армии генерал – майор Н. И. Гапич был отстранен от должности. А 8 августа его арестовали по обвинению в том, что он, «являясь с августа 1940 г. по август 1941 г. начальником Управления связи Красной Армии, преступно руководил работой управления, не снабдил армию нужным количеством средств связи, чем создал трудности в управлении войсками. Возглавляемое им Управление связи в первый же месяц войны с Германией не обеспечило нужд фронта и оказалось неспособным наладить бесперебойную связь с фронтом». Однако, в конечном счете, лично для Гапича эти неприятности закончились сравнительно благополучно, поскольку, когда разобрались, то главным виновникам плохой связи оказался начальник Генерального штаба генерал армии Жуков.
А ведь еще наш великий соотечественник генералиссимус А. В. Суворов в своей книге «Наука побеждать» учил, что «каждый воин должен понимать свой маневр», у нас же в начале войны свой маневр не понимали не только солдаты, офицеры и генералы, но и маршалы.
Конечно, недооценка разведки и радиосвязи – это прямое следствие слабой общей и технической подготовки командиров Красной Армии.
Кроме связи, большие потери Красной Армии были результатом слабой военно – научной подготовки, в первую очередь оперативной и тактической, наших военачальников.
«Генералу необходимо, – говорил А. В. Суворов, – непрерывное образование себя науками». Однако в этой части советские маршалы и генералы в довоенные годы недооценили роль военной науки, не уделили ей должного внимания, мол, «мне это не надо», я и так умный. Поэтому практически все они вынуждены были учиться уже в процессе самой войны, главным образом, на собственных ошибках.
Из «Военного дневника» Гальдера: «Русская тактика наступления: трехминутный огневой налет, потом – пауза, после чего – атака пехоты с криком «ура» глубоко эшелонированными боевыми порядками (до 12 волн) без поддержки огнем тяжелого оружия, даже в тех случаях, когда атаки производятся с дальних дистанций. Отсюда невероятно большие потери русских. Однако при всем этом противник остается верен себе; он бесцельно и хаотично бросает в бой свои войска».
Особенно немецкие генералы существенно превосходили своих противников в оперативной подготовке. Боевые действия немецкой армии велись таким образом, чтобы не допустить чисто фронтального оттеснения противника.
Танковые наступления немцы уже в начале Второй мировой войны в Польше и во Франции осуществляли на широком фронте и на большую глубину. Только в этом случае можно было достигнуть решающих успехов и обезопасить фланги. Для этих целей немцы использовали средние и легкие танки, причем последние привлекались преимущественно для выполнения разведывательных задач и для охранения. Используя боевые свойства танков, немцы перебрасывали их с одного участка на другой, в зависимости от складывающейся обстановки.
Благодаря этому на определенных участках фронта создавались танковые резервы, которые немедленно использовались там, где намечался успех, то есть где у противника немцы обнаруживали слабое место. Если танки встречали сильное сопротивление, то немецкие военачальники в ходе самого боя меняли направление наступления.
Немецкие генералы, в том числе Ф. Гальдер в своем «Военном дневнике», удивлялись низкому уровню оперативно – тактической подготовки командиров Красной Армии в первые месяцы войны, когда те, несмотря на громадные потери, действовали по одному и тому же шаблону.
«На восточном участке фронта (группы армий «Юг» у Киева) отражены многочисленные атаки противника. На отдельных участках противник предпринимал до 11 атак, одну за другой! Русские устали от атак».
Наверное, советские генералы действовали по лозунгу, который запомнили на политических занятиях еще во время учебы в академиях: «Нет таких крепостей, которых не могли взять большевики». Само собой разумеется, что жизни людей для безграмотного в военном отношении большевика, придумавшего этот лозунг, мало что значили.
Именно грамотное использование немецкими генералами танковых войск породило миф у многих наших историков и мемуаристов, о слишком большом количестве танков в немецкой армии, что якобы это стало одной из основных причин наших военных неудач в начальный период войны. Но это – заблуждение. Действительно, преимущество в танках у немцев на отдельных участках фронта было значительным. Однако это не результат их общего превосходства, по сравнению с количеством и качеством боевых машин в Красной Армии, а результат –
