— Мой старый знакомый…

— Листовки возьмешь у него, он ждет тебя на берегу, в условленном месте.

— Понятно…

— Эти листовки будут поднимать наш народ, на борьбу. Их нужно как можно скорее доставить верным людям и распространить среди народа повсюду в крае, поняла?

— Конечно, поняла, не первый ведь раз…

— Ну, счастливо, только ради аллаха, будь осторожна. — Рахимджан поднялся, но вдруг, вспомнив, спросил: — Ты так ничего и не рассказала Гани о судьбе Нусрата и его внучки?

— Несколько раз хотела, да язык не поворачивается…

— Нужно рассказать ему все. Гани много испытал за свою жизнь, много настрадался. Выдержит и эту весть. Ведь это все-таки лучше, чем совсем ничего не знать и терзаться неизвестностью.

Оба тяжело вздохнули. Трудно будет сказать Гани о том, что Нусрат замучен насмерть в тюрьме, а Чолпан насильно выдана замуж, но и скрывать это от батура — значит оскорблять его.

— Расскажу я все Кусену, а он пусть передаст по-дружески, как мужчина мужчине. А Чолпан ни в чем не виновата.

— Твоя правда…

Проводив Хажахан, Рахимджан вернулся в дом. Только он успел снять верхнее платье, как услышал сильный стук в ворота. Рахимджан удивленно пожал плечами и тихонько выглянул из-за занавески в окно. Перед воротами стоял знакомый черный «форд», двое чериков возились возле калитки.

«Так, выходит, и за мной пришли». Рахимджан метнулся к столу и вытащил из ящика наган. «Ну, живьем они меня не получат!» Сабири хотел выйти через задние двери в сад и пройти к соседям, но в дом уже вошел черик. Рахимджан стиснул в кармане револьвер, раздумывая, надо ли стрелять. Но черик спокойно поздоровался и сказал:

— Господин Любинди ожидает вас у себя дома.

— Вот как? — Рахимджан не верил своим ушам.

— Вы одевайтесь, я подожду.

— Сейчас. — Несколько успокоившись, Рахимджан оделся. Но в машине его одолели сомнения: «Кто знает, может быть, они решили меня обманом вывезти из дома, а тем временем обыск у меня делают. Наверно, надо было пристрелить обоих и бежать…»

Рахимджана привели в кабинет Любинди. Толстяк внимательно посмотрел на него и насмешливо бросил:

— Ишь, как тебя перекорежило, почернел весь. Обиделся, что я так поздно тебя пригласил или попросту струсил?

Рахимджан взял себя в руки.

— А ты что, захотел узнать, каким человеком я стал? Мог не беспокоиться. Я-то такой же, как прежде, Мухаммар.

Любинди проглотил издевку, показал на стул:

— Садись. Поскольку мы с тобой старые знакомые, я решил с тобой поговорить накоротке, как бывало прежде.

— Ты еще не забыл своих старых знакомых?

Ренегата всегда бесит напоминание о его прошлом. Злился и Любинди, но он пригласил Рахимджана с особой целью и вынужден был сдерживаться. А Рахимджан уже совсем успокоился и был готов отразить любое нападение.

— Почему ты смеешься? Мы с тобой ведь на самом деле когда-то общались очень тесно. К сожалению, со временем мы отошли друг от друга, — издали начал Любинди, протягивая пачку сигарет.

— Ты стал большим человеком, — поблагодарив за сигарету, с легкой улыбкой сказал Сабири, — и теперь, сказать по правде, мы боимся тебя…

— Ну зачем же так?.. — помрачнел Любинди. Он хотел было сказать что-то резкое, но только натянуто рассмеялся и спросил: — Почему вы боитесь меня? Что я сделал вам плохого?..

— Ну, это ты знаешь не хуже нас, Мухаммар! — Внутри у Рахимджана все кипело, но он заставлял себя держаться предельно спокойно.

Его слова задели больное место. Любинди покраснел, вскочил с кресла, суетливо заходил по кабинету. Наконец успокоился, вернулся на свое место.

Рахимджан сидел в напряжении, готовый ко всему. Про себя он думал: «Если этот палач сейчас вызовет чериков и прикажет меня отвести в камеру, первую пулю ему. Живым меня не возьмут!»

А Любинди молчал, сопя и отдуваясь. Потом хрипло сказал:

— Этот ваш Аббасов делал все, что ты приказывал ему… Ни капли благодарности. Как я старался сберечь его, так нет же… Напакостил и убежал!..

— А разве он не арестован? — прикинулся ничего не подозревающим Рахимджан.

Любинди пристально уставился ему в глаза. Конечно, он понимал, что Сабири притворяется.

— Ты думаешь, что я поверю, будто ты не знаешь, где сейчас твой самый близкий друг, с которым ты не расставался ни днем ни ночью? — злобно спросил он у Рахимджана. — Так просто вы о своих единомышленниках, товарищах, не забываете, это не в ваших правилах. — Он особо подчеркнул слово «товарищ». Рахимджан растерялся и пока собирался с мыслями, Любинди уже продолжил — так же резко и напористо:

— Ты сам этого своего товарища и провожал…

Рахимджан опешил еще больше, но, стараясь не выдать растерянности, рассмеялся — несколько деланно.

— Зря зубы скалишь…

— Ну почему же зря? Твои фантастические подозрения очень смешны, — Рахимджан понял, что Любинди скорее всего многое известно, и ему ничего больше не оставалось, как все начисто отрицать.

— Подозрения? Фантазия? Ну уж нет, это факты! — Любинди с угрозой посмотрел на Рахимджана. Вопрос об Аббасове он задал, конечно, не случайно. Опытный контрразведчик, Любинди догадывался о многом. Однако никаких фактов об участии Рахимджана в побеге Аббасова он не имел. Имей их, он говорил бы со «старым знакомым» не у себя дома, а в камере пыток.

— Слушай, что это ты, начал так, а кончил эдак? Мы с тобой ведь вроде заговорили о нашей старой дружбе? — Рахимджан решил сам, перейти в нападение — если это еще можно сделать в сложившейся ситуации. Но в этот момент разговор прервал адъютант. Он вошел и доложил, что господина Любинди вызывает Урумчи. Толстяк, пыхтя, прошел в соседнюю комнату. Пока он отсутствовал, Рахимджан собрался с мыслями: «Откуда он узнал, что я провожал Аббасова? Неужели лодочник Ибрагим или Мамаш?.. Нет! Это невозможно. Оба проверенные люди, старые соратники. К тому же будь хоть один из них предателем, половина организации уже давно была бы арестована, и я в первую очередь. Сидел бы я в камере, а не в доме у Любинди!.. Совершенно верно, у Любинди нет никаких фактов. Старый провокатор! Надеется, что я растеряюсь, а он потом скрутит меня. Ну нет! Не выйдет у тебя ничего!..» Рахимджан продолжал размышлять. «А может быть, Любинди хочет установить контакты с нами? На первый взгляд — нелепость, но если подумать… Сегодня пришло внезапное известие о снятии с поста и отозвании Шэн Шицая. Так высоко поднял Любинди именно Шэн Шицай. Его преемник вряд ли будет доверять ставленнику прежнего генерал-губернатора. Кресло под Любинди качается. И он, спасая свою шкуру, может пойти на все, вплоть до новой измены. Возможно, он думает пойти на сближение с подпольщиками, чтобы хоть как-то обелить свою прошлую черную жизнь и, предугадывая скорые перемены, хочет сам примкнуть к освободительному движению? Как бы важно было использовать его! Сколько бы через него можно было узнать, сколько сделать!» Но тут же Рахимджан вспомнил весь кривой и кровавый путь Любинди. «Да, сам этот изменник, вполне возможно, сейчас согласится оказать нам любые услуги. Но прибегать к его помощи — это значит марать чистое дело. Нет, организация не должна связываться с этим грязным негодяем!»

Любинди неожиданно вернулся и с ходу бросил Сабири:

— Хочу тебя, обрадовать, Рахимджан.

Рахимджан опешил от такого поворота и не смог сразу найти подходящей ответственной реплики.