батальон был направлен против воров, что они там делают?

— Что, что… Сопли вытирают да за юбками гоняются, что же еще, — зло сказал Любинди. В это время телефон снова зазвонил. На этот раз Любинди сам поднял трубку:

— Ямату? Говорите!.. Любинди у телефона… Да, сам Любинди. Да говори же! Зиваза?! Опять разбойники? Нападение? — Любинди швырнул трубку и, плюнув на пол, пошел к двери. У самого выхода, не оборачиваясь, сказал: — Чего сидишь, поехали в военный штаб!..

Юго-западная часть Кульджи упирается прямо в воды Или. Этот район так и называют: сай — русло, река. На его окраине через заросли джиды шли в западном направлении два человека. Через полчаса пути они дошли до густого тальника. Шедший впереди высокий человек остановился, внимательно огляделся кругом, а потом, не заметив ничего подозрительного, свернул влево, к берегу реки. Пройдя шагов десять, он остановился у громадной ивы и пошарил по коре ее ствола. Удовлетворенно кивнув, он сказал товарищу, осторожно шедшему следом:

— Пришли, здесь…

— Ты не ошибся?

— Нет. Видишь, вот на коре мои отметины.

— А лодка далеко?

— Метров пятьдесят будет.

— Ну, не будем задерживаться.

Рослый снова пошел впереди. Идти было трудно, стемнело. Путники одолели эти полсотни метров, постоянно запинаясь о корни, сгибаясь под ветвями, наверно, не меньше, чем за четверть часа. Оба задыхались, пот с них лил градом.

— Ну вот, все, — сказал, наконец, первый, когда они выбрались на берег, — садись, передохнем немного.

Волны лениво лизали береговую кромку. Только их слабый плеск нарушал безмолвие. Слабо светил ущербный месяц. Спутники отдыхали, не нарушая этой мирной тишины.

На другом берегу реки загорелся огонек. Потом потух. Через некоторое время заблестел снова.

— Наши! — сказал первый и встал. Лодка была надежно припрятана неподалеку. Оба, торопясь, столкнули ее в воду и, усиленно черпая воду веслами, поплыли к мигающему огоньку. На том берегу их уже ждали, помогли выйти из лодки и тут же усадили на коней. Проехав километра четыре вдоль берега, всадники достигли густых зарослей, углубились в них и остановились возле неприметной землянки.

Внутри землянки было тесно, но чисто, приятно пахло свежей рыбой.

Один из ожидавших, Рахимджан Сабири, начал:

— Ну, давайте, товарищи, приступим, время не ждет. Каждому из нас нужно до рассвета добраться до назначенного места. Ну, как вы дошли? — спросил он у Аббасова.

— Добрались нормально. Мамаш-ака быстренько вывел меня к реке, а там, как начал грести, так я не успел и оглянуться, как оказался здесь. А как у вас?

— Тоже все нормально, — ответил Рахимджан. — Значит, ты решил все-таки покинуть своего друга и покровителя Любинди и отправиться в путь?

— Что поделаешь? — улыбнулся Аббасов. — Жаль было расставаться с ним, но обстоятельства заставили. Дальше жить вместе оказалось невозможно.

— Ничего, думаю, мы еще с ним встретимся…

— Если говорить серьезно, то очень обидно, что я был вынужден уйти с этого места как раз тогда, когда началась вооруженная борьба. Сейчас сведения, которые я мог получить, пригодились бы особенно. Но что поделаешь? Я виноват, спешил…

— Центр ни в чем тебя не винит, напротив, мы выражаем тебе благодарность. Ничего, что ты должен уехать. У нас еще с тобой много дел впереди, не грусти, — успокоил его Рахимджан.

Обвиняя себя, Аббасов в какой-то степени был прав. Любинди, сам прекрасно владевший уйгурским языком, в нынешней своей должности считал зазорным говорить на языке «чаньту». Поэтому он сделал Аббасова своим личным переводчиком. Это дало молодому революционеру возможность получать многие секретные данные прямо из первоисточника. Но, разумеется, хитрая лиса Любинди внимательно следил за новым своим помощником. Аббасов, вначале хорошо державшийся, все же по неопытности допустил кое- какие промахи, что-то перевел не совсем так, где-то проявил чрезмерное любопытство… Любинди заподозрил неладное и установил за переводчиком усиленную слежку. Вскоре он пришел к выводу, что, если Аббасов и не один из руководителей «Свободы», то уж во всяком случае активный ее член, и решил через него выйти на организацию. Слежка могла продолжаться долго и привести к очень скверным последствиям, но когда начались нападения на посты и были убиты караульные в Ямату и Султан-мазаре, Любинди заторопился и приказал арестовать Аббасова, чтобы пытками вырвать у него признания. Гибель переводчика была неизбежна, однако Аббасова спас счастливый случай: его предупредил один из его родственников, вообще-то верой и правдой служивший Любинди и бывший у него доверенным лицом. Его звали Хаши-махун. Впоследствии он был за свое предательство казнен, но на этот раз в нем, видимо, заговорили остатки совести. Организация решила временно перевести Аббасова в другое место. Перед его отъездом они и собрались здесь.

— Ну что ж, слушайте мою последнюю информацию, — сказал Аббасов. — Вот какие есть новости. На приеме в доме Талъата Любинди щедро одарил от имени власти купцов, баев, мулл и призвал их всех к борьбе против «шестерых воров» и других людей, выступающих против нынешнего режима. Я думаю, об этом надо непременно сообщить народу. Нужна, наверно, специальная листовка: пусть все знают о замыслах Любинди.

— Сделаем, — Рахимджан что-то занес в записную книжку.

— Дальше. Любинди задумал — послать в горы на переговоры с «шестью ворами» уважаемых людей — Мухтара-хаджи и Нодара. Он это обстоятельно готовит.

— Вот оно как…

— И если мятежники согласятся сложить оружие и подчинятся властям, он обещает Патиха сделать начальником Нилкинского уезда, а Гани поставить во главе Токкузтарского.

— Ты смотри! Значит, этот подонок решил купить наших героев, — холодно усмехнулся Рахимджан.

— Не думаю, чтобы Любинди собирался выполнить свои обещания. Речь идет скорее не о покупке, а о простом обмане. Эти господа столько раз обводили вокруг пальца нас, глупых чаньту, что решили — и сейчас не поздно…

— Ну, нет! — гневно отрезал Рахимджан, которого самонадеянность врага всегда необычайно сердила. — Тут господа ошибаются. Теперь «чаньту» поумнели.

— Во всяком случае, считаю, что необходимо предупредить Гани и Патиха о планах Любинди, — сказал Аббасов.

После того как они обговорили все детали относительно дальнейших действий организации, Рахимджан сказал:

— Тебя доведет до места наш человек, тот, что коня тебе подводил.

— Я думал, мы с Мамашем-ака поедем, — несколько разочарованно произнес Аббасов. Мамаш был его давним верным другом.

— Таково решение нашего комитета. — Рахимджан передал Аббасову хурджун. — Здесь немного еды, одежда и деньги. — И, когда Аббасов сел в седло, с теплотой в голосе добавил:

— Я верю, что ты вернешься, набравшись опыта и знаний. Возвращайся с добычей. Мы все желаем тебе удачи.

— Я постараюсь.

Может быть, оттого, что была сегодня пятница, может, потому, что за последние годы народ так