горное снаряжение.

Моя осведомленность не удивила Ингер Сков.

— Нам позвонил заведующий автомастерской, — сообщила она. — Сказал, что какой-то подозрительный цветной мужчина слонялся там сегодня. Ты что-нибудь выяснил?

— Ничего. Сверх того, что кто угодно мог за несколько секунд повредить «мерседес» военных, если только в этот момент капот был открыт и никто не смотрел в ту сторону. Надо полагать, у тебя записаны фамилии всех, кто заходил в мастерскую седьмого мая? За исключением одного-двух неизвестных лиц?

Ингер Сков кивнула.

— Не суй свой нос, — повторила она. — Это тебе не игра в ковбоев — индейцев. Занимайся своими делами. Не то придется нам задержать тебя по подозрению в убийстве.

— Чтобы защитить меня или потому, что в самом деле подозреваете?

Ингер Сков пожала плечами.

— Может быть, эти твои поиски — всего лишь отвлекающий маневр. Может быть, и впрямь убийца — это ты. Может быть, ты вообразил, что полиция не станет подозревать человека, которому вздумалось изображать детектива-любителя. Который как будто сам заинтересован в раскрытии истины.

Она смолкла. Я подождал. Она продолжала молчать. Заговорила снова, когда я приготовился уходить.

— Кстати — как называется книга, которую ты хотел вернуть?

— «Дон Кихот», — ответил я не задумываясь.

Я ехал не торопясь на велосипеде в сторону центра. Из телефонной будки на Центральном телеграфе в третий раз за этот день попытался дозвониться по номеру, который, согласно списку абонентов, принадлежал «Эмнести интернешнл»: «Трондхеймское отд., вторн. 9—12, четв. после 18». В третий раз услышал десять длинных гудков и никакого ответа. Неудивительно, сегодня был понедельник и часы показывали три с минутами.

В магазине печати на Северной улице я купил четыре столичные газеты. После чего поднялся в кафе на втором этаже. Прошло больше часа, когда наконец появились двое, которых я выслеживал. Около десяти минут ожидания я потратил на просмотр газет, остальное время размышлял над сделанными за день записями.

Не очень вдохновляющее чтение.

Посещение фирменной мастерской «Мерседес» дало не более того, на что я рассчитывал. Я лично убедился в том, о чем писали все газеты, а именно, что даже в кишащем людьми цеху поразительно просто повредить систему зажигания автомашины таким способом, что специалисты далеко не сразу определят, почему мотор не заводится: достаточно воткнуть в ничем не примечательный зеленый провод обыкновенную булавку. Пустяковое дело для хладнокровного террориста. Случайный наблюдатель решил бы всего-навсего, что перед ним клиент, который заполняет ожидание, изучая 136-сильный мотор «мерседеса».

Но какую цель преследовала диверсия? Вроде бы ясно: вынудить замену автомашины для официального гостя. Однако где гарантия, что представительскую машину вооруженных сил заменят «мерседесом» директора Муэна? Между тем именно такая замена лежала в основе всей акции.

Что никак не вязалось с сложившимся у меня представлением о террористе или террористах. Почти всю первую половину дня я провел в Народной библиотеке, штудируя газеты за последнюю неделю, и перед моим внутренним взором постепенно возник образ профессионала, циничного террориста, тщательно обдумывающего каждую деталь.

Достаточно того, что он сумел исчезнуть, не оставив никаких следов, кроме обугленных фрагментов электронного взрывателя. Которые, в той мере, в какой они поддавались распознанию, могли быть свободно приобретены в большинстве стран мира. Никаких тебе клейм «Сделано в Ливии» или надписей, возвещающих, что данное изделие получило благословение аятоллы Хомейни во имя священной войны против всех неверных министров обороны. Ничего, что позволяло бы хоть как-то судить о личности террориста, сверх того что он разбирался в электронике.

Профессионал, предпочитающий осуществлять акции на безопасном расстоянии при помощи радиоволн. Никаких чемоданов с бомбами в гостиничном холле, что грозит опасностью разоблачения. Никаких автоматных очередей из проходящей автомашины — с риском, что какой-нибудь нервный солдат откроет ответный огонь.

Это была типичная сольная работа. Выполненная так, что террорист затем мог анонимно раствориться в гуще туристов, жаждущих лицезреть «норвежские фьорды, полуночное солнце и великолепный собор в Трондхейме». Может быть, в эту минуту он отдыхает в рыбачьем домике на Лофотенских островах или беспечно бродит по Рыбному рынку и Немецким пристаням в Бергене. А может быть, еще пребывает в Трондхейме под видом одного из сотен журналистов, наводнивших улицы города.

Конечно же, он основательно подготовился. Не только тщательно изучил программу визита американского министра, но и настолько вник в детали местной обстановки, что знал о связях генерал- майора Андреассена и директора Магне Муэна. Иначе не объяснить тот факт, что он сперва повредил представительскую машину военного ведомства, а потом проник в директорский гараж и установил смертоносный детонатор.

И все же его затея висела на волоске. Министру обороны Солсбери могли предложить любую другую из тысяч личных машин в Трондхейме, и тогда все приготовления оказались бы тщетными.

Профессионал не стал бы рисковать, что его жертва сядет не в ту машину.

Газеты сообщали, что уже четыре террористические организации взяли на себя ответственность за акцию в Трондхейме. Одна дотоле неизвестная латиноамериканская группа называла в качестве мотива вмешательство США в дела Никарагуа. Шиитская секта на Ближнем Востоке утверждала, что убийство Солсбери — продолжение бомбовой войны против американских солдат в Ливане. В Мюнхене появилось письмо одного из подразделений «Роте Арме Фраксьон», где РАФ, хотя не говорила прямо о своей причастности, предрекала эскалацию «вооруженной борьбы против натовского империализма». Четвертая организация, французская, именовавшая себя «Комитет справедливости свободолюбивых гуманистов за истребление военных паразитов», выступила в печати с перечислением злодеяний, совершенных Солсбери во время вьетнамской войны.

Джон Г. Солсбери родился в том самом году, когда всю западную экономику потряс тяжелейший кризис, что, впрочем, не слишком сильно отразилось на годах детства и юности наследника миллионного состояния. Двадцати семи лет от роду он возглавил текстильную империю, основы которой семейство заложило еще во времена рабства. Но до того он успел сделать стремительную военную карьеру в американских войсках в Корее. Начало политической карьере положил, став губернатором родного штата Алабама, а после президентских выборов 1968 года стал одним из военных советников Ричарда Никсона. После того как Уотергейтский скандал заставил Никсона уйти, Солсбери преспокойно вернулся в директорское кресло текстильного концерна. Американские средства массовой информации успели почти позабыть о нем, когда после многих лет отсутствия он вновь возник на политической арене, заняв важный пост министра обороны. И вот теперь он мертв. Убит латиноамериканским революционером, шиитским фанатиком, немецким террористом из интеллектуалов или французским гуманистом, борющимся за мир. Или еще кем-то.

Может быть, тот же человек убил стройную светловолосую сероглазую норвежскую девушку с дамским велосипедом и певучим северным диалектом. Если так — это его величайший грех.

Полиция предупредила меня, чтобы я не вздумал идти по следам Бенте. Тем не менее именно этим я занялся. Зная, что в последние дни своей жизни где-то она вышла на отпечаток, оставленный человеком с гораздо большим размером обуви, чем ее собственный. Возможно, я считал, что у меня больше шансов, чем у полиции, найти этот отпечаток. Возможно, меня угнетало чувство вины, поскольку я ведь мог спасти жизнь Бенте. Возможно, я увлекся игрой, как увлекаюсь хорошей шахматной задачей.

Не знаю. И тогда не знал.

Единственное, в чем я был уверен: в хаотической путанице разных нитей я не видел пока ни одной, ухватившись за которую мог быть уверен, что не запутаюсь еще больше.

В четверть пятого явились двое, которых я ждал. Одновременно я обратил внимание на человека,