— Беда в том, — вздохнул Педер Киберг, — что по твоему лицу никогда не поймешь, слушаешь ты или нет. Полное отсутствие какого-либо интереса.

— Я слушаю, — сказал я. — Ты ругал «Вердене ганг». Утверждал, что материал с моей фотографией отдает расизмом.

— Ты не согласен? — спросил Педер.

— Сама по себе моя фотография, — ответил я, — снятая перед полицейским управлением, плюс заголовок «Подозревается цветной норвежец?» относятся к тексту, в котором до сведения публики доводится тот факт, что некто, не называемый по имени, был допрошен и выпущен на свободу. А если этот материал случайно попал на разворот, посвященный международному терроризму, с намеком о его возможных ответвлениях в Норвегии, то этого вряд ли достаточно, чтобы соответствующая комиссия стала рассматривать мою жалобу.

— Господи! Неужели тебе невдомек, что они затевают? Используя тебя с твоим цветом кожи и тот факт, что ты случайно был знаком с этой особой, они хотят навязать людям всякие квазиэкзотические, щекочущие нервы ассоциации с одной-единственной целью — поднять тираж своей паршивой газетенки! А ты сидишь тут с таким видом, словно это тебя вовсе не касается!

Педер был потрясен ничуть не меньше, чем если бы я вдруг сообщил ему, что примкнул к движению «Свидетелей Иеговы».

— Точно, — сказал я. — Сижу тут. И выгляжу так, словно меня это совсем не касается.

Он тяжело вздохнул и мотнул головой.

— Черт подери, — вымолвил он. — Тебя ничем не проймешь, Антонио.

Внезапно он весь подобрался и воззрился на меня расширенными глазами.

— Постой! Уж не ты ли, Антонио? Это не ты прикончил обеих девчонок?

Взгляд его был исполнен тревоги. Рука нащупала пачку «Принца». Коробку спичек. Он сунул в рот сигарету. Достал спичку из коробка. Закурил. Все это одной рукой, как в спектакле «Трамвай «Желание», премьера которого так и не состоялась. Когда мы оба были в самодеятельной труппе «Ила пир».

Я смотрел ему в глаза, в два глубоких колодца, и вдруг меня осенило. Я разглядел возможную связь. И нашел нужные слова.

— Педер, — заговорил я. — Послушай, она ведь и тебя разыскала, верно? Разговаривала с тобой? В среду или четверг? Я не прав?

Педер разинул рот, словно треска на ветру. Наконец ответил:

— Как ты узнал?

— Не знал, догадался.

— В четверг вечером, — сказал Педер. — Около семи. Я зашел в кафе Эриксена. Сел почитать, выпить вина. Вдруг появляется она. Садится у моего столика и спрашивает, я ли такой-то и знаю ли я тебя.

— И сразу принялась выяснять, какие отношения у тебя были с Марго. Он кивнул.

— Не с первых слов, но и мешкать не стала.

— И ты ответил?

— А куда тут денешься. Она расспрашивала умеючи.

— И что же ты рассказал?

— Ничего такого, чего бы ты не знал.

— Что ты рассказал?

Педер удивленно посмотрел на меня.

— В общих чертах, что я одно время жил с ней и что на Пасху в прошлом году выставил ее за дверь и последний раз мы встречались в мае. Что еще, по-твоему, я должен был сказать?

— Ты рассказал ей, что это ты сделал ребенка Марго?

Педер криво усмехнулся.

— Марго не от меня была беременна, — сказал он. Пришла моя очередь смешаться. Педер торжествовал.

— Во всяком случае, так говорит полиция, — продолжал он. — На основании моего анализа крови.

— А впрочем, это не играет никакой роли, — рассудил я вслух.

Педер наморщил лоб.

— Не играет роли?

— Ну да, если Марго разыскала тебя в Грютботне, сказала, что беременна и что ты — отец, тогда ты еще не знал, что это неправда. Бенте еще о чем-нибудь спрашивала? Интересовалась какими-нибудь подробностями?

Педер сердито глянул на меня.

— На что ты, черт подери, намекаешь? Что это я раскроил череп Марго?

— Не напрягайся, — сказал я. — И ответь на мой вопрос.

Он наклонился над столиком и заговорил негромко, чеканя слова:

— Вот что. Во-первых, я понятия не имею, каким образом Марго очутилась в силосе на ферме Грюте. Во-вторых, неужели ты всерьез считаешь, что нормальный человек способен убить девчонку только потому, что она говорит ему о своей беременности?

— И все-таки, — сказал я, — допустим, что Марго связалась с тобой, когда ты был в Грютботне. Может быть, позвонила по телефону. Или написала письмо. Пятнадцатого июля приехала сама. На какой лодке ты выходил ловить рыбу?

— Пластмассовый ялик, двадцатисильный подвесной мотор.

— Ну вот. Стало быть, за короткий срок ты мог отъехать довольно далеко. Мог где-то подобрать ее и привезти в Грютботн. Я не очень верю показаниям людей, которые абсолютно уверены в своей правоте. По-моему, сплетницы в Грютботне могли и ошибиться. В принципе ты мог незаметно высадить на берег Марго. Другие варианты слишком маловероятны. И в таком случае…

Педер медленно покачал головой.

Один черт знает, чего ты добиваешься, Антонио, — произнес он задумчиво. — Уж больно ты старался убедить меня взять на себя ответственность за неродившегося отпрыска Марго.

Глядя в черные колодцы его глаз, нельзя было угадать, что у него на уме.