чтобы оставаться трезвыми, но проблема заключается в том, что каждый раз, когда они готовы вновь схватить бутылку, все, что им нужно, это перестать глотать пилюли и подождать три-четыре дня.

— Так поступает и мой брат. У него случаются страшные запои четыре или пять раз в году, в остальное время он — абсолютный трезвенник.

Гейл наскучил весь этот разговор, она встала, налила себе еще рому с тоником и пошла к Саре. Ей осточертели лекции Гарри на алкогольные темы. С ним рядом все, кто выпивает, в отличие от самого Гарри и его друзей-единомышленников из общества, начинали чувствовать себя неловко. «Почему бы ему не оставить свои проповеди для собраний?» — возмущалась Гейл.

То, что он бросил пить, — единственное его достижение в жизни. Он рассказывает о подавленном желании выпить, о помощи другим алкоголикам, как о великом подвиге. Словно он забрался на Эверест или слетал на Марс. Он только и держится за счет этого самовнушения, была уверена Гейл, таким образом себя удовлетворяет.

— Благодаря своей деятельности в обществе я получил работу, — сообщил Гарри с гордостью. — Наконец-то после года ожидания они нашли меня в библиотеке Вайнярд-Хэйвен, теперь я — помощник библиотекаря. И если я закончу специальные курсы, то смогу стать постоянным работником на штатной должности. Когда-нибудь меня, возможно, назначат директором библиотеки. Кто знает?

Гейл тошнило от его высокомерия.

Блайден Раскин, который до тех пор загорал и не принимал участия в общем разговоре, приподнялся на локтях и повернулся к Гарри.

— Извини за мой вопрос. Но что, собственно, ты так радуешься по поводу подобной работы? Я имею в виду вот что. Ты работал в солидном нью-йоркском издательстве, вел веселую жизнь, потом сидел в тюрьме. Неужели тебя может удовлетворить роль даже самого наиглавнейшего библиотекаря в захолустном Вайнярд-Хэйвене?

Гарри, который до этой минуты сидел на бревне, рисуя прутиком на песке между ногами какие-то фигурки, поднял глаза на Блайдена в очевидном смущении. Слишком болезненным был для него этот вопрос, хотя он сам себе не раз пытался на него ответить.

— Понимаешь, Блайден, у меня появился еще один шанс. Счастливый ли это случай, Промысел ли Всевышнего или зов судьбы, не знаю, но я могу начать новую жизнь только тогда, когда буду к этому готов. Сейчас я уже знаю пароль, слава Богу. Общество приучило меня заботиться о моих нуждах, а не о желаниях. Я нуждаюсь в совершенно конкретных вещах, например, в работе. А нью-йоркская жизнь вся состояла из желаний: я хочу это, я хочу то… Но она закончилась, все, финито, капут, нет ее больше.

Ты оцениваешь мой выбор с точки зрения той системы ценностей, которая ко мне больше не имеет никакого отношения. Это твоя система ценностей, не моя. И я считаю, что твоя — пагубная система. Оглянись кругом, посмотри, что я имею. Эти сказочно красивые места, друзей, и теперь у меня есть работа. Добавь к тому отменное здоровье, потому что я не пью. Чего мне еще хотеть?

Я совершенно спокоен и готов выполнять ту работу, какую мне предложат.

Гейл уже не слышала это объяснение Гарри. Ей не интересен был спор ее друзей с разных планет. Она видела, как Блайден стал размахивать руками, что-то объясняя Гарри. Видимо, он защищал свой образ жизни. Это глупо. Лучше им выдерживать между собой дистанцию.

Блайден никогда не понимал Гарри, он всегда был занят только собой и поддержанием своего «социального статуса». Он никогда не мог понять психологии аутсайдеров. Легче было убедить Гарри и ему подобных из общества, что вот они нашли свою «землю обетованную» и как-нибудь, если будет на то воля Божья, она присоединится к ним. Всевышний заботится о всех чадах человеческих.

Конечно, Гарри прав, и его путь — праведный, это Гейл признавала. Однако он неприемлем для нее.

Гейл разложила полотенце на песке рядом с Сарой и стала расспрашивать девушку о Нью-Йорке. Ей самой пришлось пробиваться, Саре тоже предстоит преодолеть многие трудности. Гейл спросила о ее работе, друзьях, развлечениях…

Солнце стало катиться к закату. Они пообедали, порядком выпили и разбрелись по дюнам, увязая в мелком легком песке. Шейла и Сара нашли дюну повыше и катались на задницах, как с ледяной горки, размахивая руками и ногами, с дикими воплями. Их тела были облеплены песочной крошкой. Потом женщины выкупались и, когда вылезли на берег, обнаружили, что здорово подгорели. Шейла — местами, а Сара вся покраснела. Они кинулись натягивать на себя одежду.

Остальные отдыхали кто как хотел, любуясь природой. Здесь действительно было очарование аравийских пустынь в миниатюре. Скопление песчаных холмов, сказочные рифы — замысловатые скульптуры, созданные водной стихией, дикие розы в оазисах зеленой растительности — все это никого не оставляло равнодушным.

Спринджер вернулся, когда Шейла и Сара, охая, мазали друг другу подгоревшую кожу смягчающим кремом. Он остановился в двадцати метрах от Блайдена и Гарри, которые пытались прочитать какую-то старую надпись на рифах. Спринджер уставился на Сару, и Гейл, наблюдавшая за ним, заметила, как эрекция напрягает его член.

Гарри с Блайденом тоже глядели на вернувшегося Спринджера. Он без стеснения уставился на одевающихся женщин, они же сделали вид, что его просто не существует.

Когда Сара и Шейла привели себя в порядок, Спринджер очнулся, вышел из оцепенения и побежал к воде, кинулся в океан. Гейл бросила в песок раковинки, которые насобирала у воды, и поплыла за ним.

Гарри проводил Шейлу до ее дома в Оакблафс. Ей нужно было покормить троих ее ребятишек, чтобы потом вернуться на вечеринку к Гейл.

Шейла объяснила Кэтрин, старшей дочери, которая была сиделкой при младших, что нужно достать из холодильника и разогреть, и пошла принять душ. Гарри сидел на кровати в ее спальне и курил, пока хозяйка переодевалась к вечеру.

— Послушай, кто он такой? — спросила Шейла, снимая платье с плечиков в шкафу.

— Ты имеешь в виду Спринджера?

— Да, его. Ты его видел раньше, Гарри? Откуда взялся этот недоразвитый тип?

— Неприятный малый. Ты заметила, как он на вас глазел? Это же просто неприлично!

— Неприлично?! Да у него с головой не все в порядке. Кого он вообще из себя строит?

— Он просто дерьмо. Я стараюсь его вообще не замечать, но кое-какие вещи невозможно игнорировать.

— Не понимаю, как Гейл могла с таким связаться. С ним же в постель лечь противно. Конечно, молоденький пенис и все такое, но невозможно трахаться, зажмурившись.

Гарри в сердцах швырнул сигарету в пепельницу. Ему были неприятны ремарки о гениталиях Спринджера. Шейла часто пошлила. И ему вовсе не хотелось обсуждать, как Гейл занимается с кем-либо любовью.

— Послушай, Гарри, а Гейл хорошо держится. Кажется, у нее все в порядке. Она не напилась, обошлась без обычных фокусов. Блайден говорил, что она опять работает, это хорошо.

— Перестань! — сорвался Гарри. — Конечно, меня, да и тебя, не касается, с кем она спит. Подожди еще. Она добром не кончит. Меня волнует, что может еще случиться, прежде чем она завяжет с выпивкой. Не забывай, у Гейл не закончился срок шестилетнего условного наказания по приговору суда. Если она что-нибудь за это время выкинет, ее запрут в тюрьме. А, может, это и лучше для нее будет, хотя такого никому не пожелаешь.

— Причиной всему ее шарм, он прет у нее изо всех пор. Хотела бы я хоть наполовину выглядеть такой же красоткой, иметь половину ее денег, ну, пусть одну десятую этих чертовых денег, одну сотую… — Шейла достала пару красных колготок. — На побережье будет прохладно к вечеру?

— Возможно, спустится туман. — Гарри наблюдал, как Шейла натягивала колготки, потом платье, наводила марафет.