бузили, веселились, готовы были стоять на голове. Ведь именно так было, когда тебе пришла в голову идея ограбить банк. Лун и Лэрри словно только этого и ждали. Тогда они искали легкого заработка. И меня в это втянули. Я согласился участвовать в вашей дурацкой затее. Мы гоготали и веселились, как дети, словно речь шла об очередной вечеринке. А ведь мы могли кого-нибудь убить во время налета, — он замолчал, ожидая реакции Гейл.
— Такое было возможно, — сказала она.
Гейл включила радио. Не желая обидеть Гарри, она убавила звук, чтобы музыка сопровождала их, не мешая говорить. Но дальше они ехали молча.
Теперь Гейл стояла у окна в его доме, глядя на яхту, покачивающуюся у причала. Впереди их ожидала долгожданная совместная прогулка. Гарри решил сменить тактику, он понял, что прямая атака бесполезна. В компании этого мерзкого Спринджера Гейл слишком сильно пристрастилась к выпивке и сексу. Она совсем перестала прислушиваться к мнению окружающих. К тому же она была гипертрофированно самовлюбленной. Лето только усилило ее очарование. Выглядела она действительно отлично. Она теряла разум, но сексуальная жизнь была на подъеме, кроме того, у нее было много денег. Короче, было невозможно, вернее — бессмысленно, уговаривать ее завязать с выпивкой и отказаться от такой жизни, которая могла бы показаться голубой мечтой любой сексуально озабоченной женщине. Присоединиться к остальному миру с его нескончаемой скукой Гейл, конечно, не могла. А то, что она снова занималась своей пьесой и использовала собрания анонимных алкоголиков, чтобы держаться хоть в каких-то рамках, еще больше затрудняло миссию Гарри. Когда кусок пирога уже у вас в руках, не остается ничего другого, как съесть его.
Возможно, морская прогулка и даст свои результаты, за этим он Гейл и пригласил. Они втроем отправятся в Чаппаквиддик, преодолевая волны и ветер. Конечно, она прихватила с собой и выпивку.
Гарри в глубине души надеялся, что Спринджер отклонит его приглашение и отпустит Гейл одну, но этого не случилось. Спринджер заявил, что не плавал на яхте все лето и очень хочет поехать, ведь он обожает это дело.
Когда Гарри ей перезвонил, Гейл сказала, что Спринджер даже решил купить себе новую одежду и купальные принадлежности для этой поездки.
— На чьи деньги? — с иронией спросил Гарри.
— Естественно, на мои, — ответила Гейл. — Я же содержу его, ты ведь знаешь…
Гарри вышел на палубу «Палмер Скотт», уже отплывшей от берега, яхту сопровождали горланившие в небе чайки.
Было уже половина двенадцатого, они сильно задержались с отплытием, так как его гости слишком поздно проснулись. Он вынужден был им напомнить, что ждет их. Пунктуальность стала для него привычкой, и Гарри раздражало, что кто-то нарушает его правила. Он всегда был вовремя там, где обещал быть, и всегда выполнял обещанное. На собраниях общества анонимных алкоголиков они часто говорили об ответственности, и Гарри быстро понял, что иначе ему не вылезти из дерьма.
По сути, вся его жизнь в последнее время превратилась в борьбу с теми, кто игнорировал время, правду и работу. Все должны быть ответственными, повторял он, иначе нам не выпрыгнуть из детских штанов.
Гарри устроился на вращающемся стуле и стал через обзорное стекло наблюдать за медленно плывущим между Фармоутом и Гайнисом белым облаком и туманом, висевшим между Кейп-Погпондом и Чаппаквиддик. Ему казалось, словно два разных мира соседствовали рядом. Небо было почти чистым, но небольшое облако у Кейп-Погпонда могло означать и приближение непогоды, даже грозу.
Спринджер в своих новых купальных трусах выглядел как боксер в легком весе на городском чемпионате где-нибудь в Чаттаноге, штат Теннесси. Его тонкие ноги напоминали куриные лапки, грудь была лишена волосяного покрова, а сквозь тонкую кожу на руках проступали голубые вены. Мысль о боксере подкрепляли тонкие длинные руки с бицепсами и заметно перебитый нос. На его лице было запечатлено выражение явного недовольства, а высокий лоб выдавал пристрастие к козням и скептицизму.
Всевышний что-то напутал, когда лепил эту несуразную фигуру. Голова наводила на подозрение, что он обладает кое-каким интеллектом, остальная часть тела была какой-то недоразвитой, как у циркового уродца.
Гарри выглядел совершенно иначе: полное улыбчивое открытое лицо, на голове чуть вьющиеся волосы начинали лысеть, развитый торс, какой не увидишь у ученого-теоретика или полуиспеченного философа. Волосы у Гарри были коротко подстрижены в стиле военных моряков, а в его умных живых глазах читалось презрение, ведь он мог бы свалить Спринджера с катушек одним легким ударом.
Гарри направил яхту курсом на Кейп-Погпонд. Гейл и Спринджер пили на палубе ром с тоником. Гарри заранее приготовил большую корзину для пикников с шестью длинными рыбными сандвичами, пакетом груш, сыром и крекерами. Гейл запаслась льдом и пластиковыми стаканчиками.
Гейл разделась донага и стала называть Гарри «братом». Спринджер только искоса поглядывал на своих спутников и по своей всегдашней привычке помалкивал.
Гарри разделся до плавок и демонстрировал свой мощный торс. Для своих сорока восьми лет он выглядел совсем неплохо. Гейл даже сделала ему комплимент — назвала «дорогим Гарри».
Спринджер никак не реагировал на происходящее. Со смехом Гейл подвинула его, чтобы растянуться в полный рост, демонстрируя свои обнаженные прелести. В последнее время она сильно похудела, отметил про себя Гарри. Посторонний наблюдатель мог бы принять ее за девочку-подростка. Как у многих алкоголичек, у Гейл были тонкие стройные ноги. Совсем как у Джуди Гарланд, подумал Гарри, хотя внешне Гейл была мало похожа на эту киноактрису.
Гарри сидел на капитанском месте впереди кубрика, защищенный ветровым стеклом, и управлял яхтой. Спринджер пристроился в шезлонге, курил свой «Кэмел» и смотрел на воду. Гейл рассказывала Гарри, как думает переделать свою пьесу. Он знал, насколько это важно для нее, но считал, что она стреляет слишком на далекое расстояние, как говорится, один шанс — за миллион — против, если ее сочинение все-таки экранизируют. Гарри сильно сомневался в успехе дела, но все же спросил, какого мнения придерживается Блайден Раскин.
— Не беспокойся, Гарри, скоро ты прославишься, ведь ты — один из главных героев моей пьесы, — сказала Гейл. — Я назову тебя Рендольфом, Ренди. Рендольф Лэрд Клаут. Я изобразила тебя таким, как ты есть, только более потрепанным. И в пьесе ты более аристократичен, чем в реальной жизни.
Гарри повернулся к ней на своем вращающемся стуле, забыв о штурвале, теперь все его внимание было приковано к Гейл.
Она всегда любила подсмеиваться над ним. В былые времена ее шутки, вызывавшие много смеха у окружающих, его ничуть не задевали. Он привык, что она постоянно избирает его мишенью для своего юмора. Пока она добродушно подсмеивалась над ним, он знал, что она питает к нему самые теплые чувства. А когда Гейл была добра и чувственна, ее сердце просто пело.
Он вспоминал, как она подкрадывалась к нему, целовала в шею, потом ее язычок поднимался выше к уху, заставляя его без удержу хихикать. У него пробегал озноб по коже при одном воспоминании об этой ее причуде, но ему очень нравилось, как она это делает.
Теперь он упустил свой шанс, все изменилось. Она продолжала болтать о пьесе, а Гарри, глядя на нее, возвращался мысленно в прошлое, когда они были все вместе в Нэнтакет-Саунд.
Солнце стало прилично припекать. Гейл смолкла, чтобы прикурить сигарету. Она сделала большой глоток из своего стакана и поглядела на корзину с продуктами, стоявшую между ней и Гарри.
— Давайте перекусим, — предложила Гейл, разворачивая сандвич. — Думаю, завтрак не отвлечет капитана от его обязанностей. Эй, Спринджер, ты можешь умять целых три сандвича! А ты, Гарри, мог бы знать, что я ненавижу сандвичи с рыбой, — она вытащила кусок рыбного филе из бутерброда и положила его обратно в обертку. — Мне это напоминает консервы для кошек. С тех пор, когда у меня жила кошка, меня тошнит от рыбы. Пусть ею питается Нептун.
Гарри передал ей сыр и крекеры. Гейл съела сыр, прикончила еще один стаканчик рома, докурила последнюю сигарету в пачке, затем встала на край палубы и прыгнула с яхты в прохладную воду.
