Льюисом, то вся просто сияла, а потом запила с новой силой.
— Да, — вспомнила Джин, — когда он впервые появился на нашем собрании, то кинулся на нее, как муха на мед. Не могу точно сказать, был ли Льюис алкоголиком или нет. Не знаю, действительно ли у него были с этим проблемы или он просто прикидывался. Но у меня осталось такое ощущение, что он пришел к нам с намерением подцепить кого-нибудь вроде Марши.
— Впервые появился он как-то вечером, — продолжала Джин, — незадолго до начала дискуссии, налил себе кофе и уселся рядом с Маршей. Думаю, в тот же день он отправился проводить ее домой. Так они познакомились и сошлись.
— Я тоже помню, как это было, — сказала Рут. — Как будто судьба свела их. Думаю, сразу после собрания они отправились вместе выпить, я это предчувствовала и предлагала им взять меня, но они отказались.
— Между ними сразу возникла какая-то связь, — добавил Боб. — Мне он показался худосочным недорослем с большими запросами. Одевался небрежно и странно, однажды явился в белой рубашке и голубой нейлоновой куртке, но чаще носил потрепанные джинсы и почти истлевшую рубаху. На левой руке у него была татуировка с изображением якоря, курил «Кэмел», это я точно помню. Он курил одну за одной, я еще подумал, что если он не загнется от алкоголизма, то рак легких ему точно обеспечен. Мне этот Льюис сразу не понравился. Он все время молчал, но мне показалось, что это скорее было проявлением не скромности, а какого-то высокомерия. Вы должны найти этого парня и хорошенько вздрючить.
Тьерни попросил их вспомнить, что происходило зимой. Собрания были тогда более многолюдными, приезжало много новичков с севера.
— Так, обычные члены общества, здесь зимой много туристов, — ответил Боб.
— Конторские служащие, коммерсанты, художники, был даже один киноактер, — уточнила Джин. — Но никто из них не был таким высокомерным ублюдком. Думаю, своей наглостью он и привлек внимание Марши. Он сразу же, как только появился, положил на нее глаз. Это было в конце февраля — начале марта.
Тьерни расспрашивал их около часа, но мало что существенно новое смог выяснить. Льюис пришел на собрание в конце зимнего сезона и сразу же подцепил алкоголичку, которая не смогла бросить пить. Еще около месяца он посещал собрания вместе с Маршей Фримен и, судя по всему, был «в завязке», как выразилась Джин, то есть не пил. И вот настал день, когда она не пришла на очередное собрание, а четыре дня спустя они прочитали в газетах, что ее убили.
— Я это предчувствовала, должна вам сказать, — заявила Джин.
— Слава Богу, что я с ними не связалась, это всевышний спас меня, — запричитала Рут, которой Марша и Льюис как-то дали от ворот поворот.
— Смерть Марши сильно подействовала на всех нас, — добавила Джин. — Мы решили, что отныне наши собрания не будут открыты для всех. Это значит, что только алкоголики смогут их посещать. Вы нам сразу сказали о цели своего визита перед собранием, поэтому мы разрешили вам остаться. Мы опасаемся, что среди нас появится еще какой-нибудь новый Льюис. У нас достаточно своих проблем, чтобы еще нервничать из-за всяких подонков. Надеюсь, вы меня понимаете, — сказал Боб.
Бобби Тьерни вышел на улицу вместе с Раймондом и Бобом. Он обернулся на собор, судя по архитектуре, он много раз перестраивался, но был заложен очень давно, еще во времена испанской колонизации. Боб рассказал, что здесь когда-то была католическая миссия и это одно из самых старых зданий во Флориде.
Сам Тьерни был католиком, хотя не посещал месс уже несколько лет. Последний раз он был в церкви, когда венчался с Полли, а во Вьетнаме его пути с Богом окончательно разошлись. Полли была неверующей и подсмеивалась над его привычкой ходить в церковь. Вряд ли его жену это слишком раздражало, скорее всего ей было все равно, но его унижали ее насмешки над его религиозностью. Например, она могла спросить: «А ты заручился поддержкой церкви?» А в воскресенье, когда он утром собирался к мессе, она давала комментарий вроде такого: «Глупым и невежественным людям необходимо собираться вместе у алтаря». И просила его ехать осторожно, чтобы авария не помешала ему попасть в церковь.
Такое поведение порой сильно действовало на него, но он понимал, что если не обращать внимания на эти издевки и согласиться, что Полли в сущности права, их взаимоотношения значительно бы улучшились. Действительно, он делал многие вещи в силу устоявшейся привычки, а не по причине истинной и глубокой веры. Со временем посещения церкви потеряли для него всякий смысл. Ему не хотелось быть «глупым и невежественным», если воспользоваться ее терминологией. Сарказм жены окончательно отлучил его от церкви, но свобода еще не означала, что он стал подлинно свободным человеком. По правде говоря, все было совсем наоборот.
Полли умела воздействовать на него не только словами, но даже взглядом. Она поразительно сильная женщина и демонстрировала свое превосходство перед ним при каждом удобном случае. Ей бы с такой же энергией можно было бы заняться и политикой, она бы многого достигла.
В Колорадо-Спринг, где Полли выросла, она считалась лучшей женщиной-наездницей и могла наравне с мужчинами участвовать в родео. Один раз он видел, как она укротила норовистую лошадь, пытавшуюся ее лягнуть. Она оказалась достаточно сильна, чтобы взять верх над взбесившейся кобылой.
Вскоре после свадьбы Бобби перестал ходить в церковь. Но Полли оставалась надменной и презрительной, она не хотела меняться. Теперь, когда он вспоминал об этом, выйдя из собора, Тьерни понимал, что его религиозность не была искренней, скорее служила приложением к человеку по имени Роберт Кэррол Тьерни с его ирландским происхождением, дипломами об окончании Иезуитского колледжа и Бостонского университета. Для таких, как он, католицизм — непременный атрибут вроде ирландского флажка на лацкане пиджака. Он унаследовал веру от своего отца, как и лицо наподобие мешка с помидорами. Ему говорили: «Быть американцем, черт бы их всех побрал, значит, найти собственный путь в жизни, но это прежде всего означает веру в Бога и страну, тяжелый труд, остальное все — чепуха».
Так что собор в Палм-Бич смог вызвать у него чисто исторический интерес. Он не затронул самых глубинных чувств Роберта Тьерни. Слишком давно он покинул свой дом и восточное побережье; потом расстался с Полли, и вот теперь вынужден заниматься этим расследованием. Куда теперь ехать искать Льюиса? Куда угодно — выбор не ограничен.
Осмотрев постройки старой католической миссии, Тьерни вновь присоединился к Раймонду и Бобу, поджидавшим его. Эти законопослушные граждане хотели видеть Льюиса пойманным, как говорится, «живым или мертвым». Больше всего этих людей тронуло не убийство Марши, а то обстоятельство, что убийца воспользовался собраниями их общества в своих целях.
— Нет сомнений, — сказал Раймонд, — этот ублюдок явился на наше собрание лишь для того, чтобы залезть Марше в трусики, вот что я вам скажу.
— Его ничего не интересовало, — добавил Боб, — кроме баб, он подцепил Маршу на первой же встрече. Уверен, он уже ранее проделывал такие эксперименты. На собраниях общества легко найти одинокую слабую женщину, чья жизнь давно порушена, и прибрать ее к рукам. Я об этом уже говорил следователю Роуни, но мне показалось, он меня неправильно понял. Я хотел сказать, что это возможно: посещать собрания анонимных алкоголиков и быть Джеком-Потрошителем. Вы можете сохранять свою анонимность, и никто, черт побери, даже не спросит вашу фамилию, ведь мы с уважением относимся к частной жизни наших членов. Вы можете приходить и свободно общаться с разными людьми, в том числе и с одинокими женщинами. Это естественно. Вот ублюдок Льюис этим и воспользовался.
Тьерни снова показал им фоторобот портрета Льюиса, оба согласились, что очень похоже, только нос художник изобразил слишком коротким. У Льюиса был длинный нос, нависавший над верхней губой, как у актера Джорджа Скотта, так они сказали. Похоже, нос Льюису в свое время перебили. А в остальном рисунок очень похож на оригинал.
— Он относится к тому типу парней, которых мужчины недолюбливают, а женщины стремятся опекать.
Тьерни прошелся по Пойнсиана-вэй, нашел свою припаркованную «чеви-малибу», уселся в машину и задумался. Совершенно очевидно, что они правы: Льюис использовал собрания анонимных алкоголиков в своих целях. По тому, как он себя вел, можно сделать вывод, что он пользовался этим способом и раньше, и не только в Палм-Бич. Он в этих местах пробыл не один день прежде, чем нашел Маршу.