вы были правы, предприняв эту попытку.

А теперь — вот. Это также предназначается вам.

И Телль протянул ему телеграмму из штаб-квартиры Моссад.

В телеграмме сообщалось, что на следующий день после кабаковского рейда Мухаммеда Фазиля видели в Бейруте. Он был ранен в щеку, и описание раны соответствовало рассказу первого помощника капитана «Летиции».

— Мухаммед Фазиль — самый опасный из всех, — негромко произнес консул.

— Я не собираюсь...

— Подождите, подождите, Давид. Сейчас настало время для предельной искренности. Скажите, известен ли вам человек из Моссад или откуда-нибудь еще, который мог бы справиться с этим делом лучше, чем вы?

— Нет. — Кабаков хотел добавить, что без него «это дело» вообще не попало бы в поле зрения Моссад. Если бы он не захватил пленку в Бейруте, если бы не обшарил все закоулки на корабле и не проверил судовой журнал, если бы не застал врасплох Музи... Перечисление получилось бы слишком долгим, и он постарался вложить его в одно короткое слово «нет».

— Что ж, это совпадает с нашим мнением. — Тут на столе консула зазвонил телефон, и он взял трубку. — Да? Хорошо, через пять минут. — Телль повернулся к Кабакову. — Майор, не пройдете ли вы в конференц-зал на втором этаже? И подтяните, пожалуйста, узел галстука.

Воротничок рубашки врезался в шею, и Кабаков чувствовал себя так, словно его душили. Перед дверью конференц-зала он немного помедлил, стараясь овладеть собой и приготовиться к худшему. Сейчас военный атташе зачитает ему приказ об отправке домой. Тут уже не помогут ни ругань, ни уговоры. Но интересно, о каком это «нашем мнении» упомянул Телль? Как бы там ни было, спорить не приходится — приказ есть приказ. Он вернется в Израиль и, надо думать, без работы не останется. Скоро палестинские боевики в Сирии, и Ливане будут рады продать душу дьяволу, лишь бы он опять убрался за океан.

Кабаков толкнул дверь. Худощавый человек у окна обернулся.

— Входите, майор, — произнес министр иностранных дел Израиля.

Через четверть часа Кабаков прошел через вестибюль, тщетно стараясь подавить довольную улыбку. Служебный автомобиль быстро домчал его в аэропорт Кеннеди. Майор направился к терминалу авиакомпании Эл-Ал. До вылета рейса 601 Нью-Йорк — Тель-Авив оставалось двадцать минут.

Возле регистрационной стойки его уже подстерегала Маргарет Финч из «Таймс». Она сыпала вопросами, пока шел досмотр багажа, и не умолкала, даже когда Кабаков проходил проверку на металлоискателе. Он отвечал ей вежливо и одно сложно. Она проскользнула вместе с ним через турникет, по махав журналистским удостоверением перед носом у служащего, и не отставала до самого трапа самолета, точнее до его верхней ступеньки. Здесь рвение неутомимой журналистки натолкнулось на непреклонную твердость штатного охранника авиакомпании, и Кабаков был спасен.

Он миновал салон первого класса, затем «туристский» и оказался возле камбуза. Тут шла погрузка продуктов для предстоящего рейса: снизу, из фургона, только что поднялась клеть с запечатанными обедами. Обворожительно улыбнувшись молоденькой стюардессе. Кабаков шагнул на платформу подъемника и сразу очутился в непроглядной темноте фургона. Заурчал мотор, и шофер погнал машину обратно в гараж.

«Боинг» авиакомпании Эл-Ал медленно выруливал на взлетную полосу аэродрома. Объявленный персоной нон грата майор Кабаков был официально выдворен из Соединенных Штатов.

После недолгой езды фургон остановился. Выбравшись на свет, Кабаков огляделся по сторонам и, щурясь, направился к стоящему неподалеку автомобилю. За рулем горбилась массивная фигура Мошевского, а рядом попыхивал трубкой Корли.

Отныне следовало соблюдать особую осторожность. Если он провалится, МИД Израиля сядет в изрядную лужу. Кабаков вспоминал заключительную беседу в конференц-зале консульства и пытался сообразить, о чем говорили министр и госсекретарь США во время их совместного завтрака. Деталей, конечно, не узнать, но ясно, что ситуация разбиралась весьма подробно. Задача Кабакова не изменилась: он должен остановить террористов, но всю его команду, за исключением Мошевского выслали из страны на полном серьезе.

Теперь Кабаков являлся чем-то вроде тайного консультанта ФБР. Впрочем, некоторые из полученных им инструкций были такого свойства, что никак не могли стать предметом обсуждения на дипломатическом завтраке. Возможно, от него потребуются не только советы — в этом случае незачем заранее волновать воображение официальных лиц.

Напряженное молчание, царившее в автомобиле на пути в Нью-Йорк, первым нарушил Корли.

— Мне очень жаль, старина, что все так получилось.

— Я вам не старина, приятель, — спокойно ответил Кабаков.

Смутившись на миг, фэбээровец продолжал:

— Таможенники видели пластик и теперь с пеной у рта требуют немедленного ареста преступников. Мы должны найти их и задержать.

— Не волнуйтесь, Корли. Не берите в голову. Я здесь, чтобы помогать вам, старина. Вот, полюбуйтесь. — И он передал ему еще влажный снимок — один из нескольких, полученных в консульстве перед поездкой в аэропорт.

— Кто это?

Фотография, сделанная в полумраке какой-то дамасской забегаловки, не отличалась четкостью.

— Мухаммед Фазиль. Желаете взглянуть на его досье?

Корли быстро просмотрел несколько страниц и присвистнул.

— Вот это да! Мюнхен! И вы уверены, что он — один из них? Но команда «Летиции» нипочем не признает его, готов держать пари. Адвокат об этом позаботится.

— Опознание нам и не нужно. Читайте дальше. Фазиля видели в Бейруте на другой день после нашего рейда. Мы накрыли бы его вместе со всеми остальными, если бы знали, что он там будет. А так он отделался пулевым ранением в щеку. Но по словам Фози, у ливанца с сухогруза имелся свеженький шрам на щеке.

— Если вы достанете негативы, то мы смогли бы улучшить качество изображения, пропустив их через компьютер НАСА, — заметил Корли. Помолчав немного, он спросил: — С вами уже беседовал кто-нибудь из нашей конторы?

— Нет.

— Но ваши-то люди с вами разговаривали?

— "Мои люди" всегда говорят со мной, Корли.

— Я имею в виду, что теперь вы действуете через нас. Так мне, во всяком случае, дали понять. Вы помогаете нам своими идеями, а мы продолжаем работу. Правильно?

— Все правильно, старина.

Машина остановилась у здания консульства. Израильтяне вышли, а Корли сел за руль и уехал. Кабаков подождал, пока он скроется из вида, затем взял такси и назвал адрес Рэйчел.

— Он ведь все равно знает, где нас искать, — проворчал Мошевский, садясь в такси.

— Да, но я не хочу, чтобы этот ублюдок считал себя вправе заходить туда, куда ему вздумается, — равнодушно ответил Кабаков. Он уже не думал ни о Рэйчел, ни об агенте ФБР. Все его мысли занимал лишь один человек — Мухаммед Фазиль.

А Фазиль в это время лежал на диване в гостиной у Лэндера, лакомился шоколадом и размышлял. Страсть к швейцарскому шоколаду была одной из его маленьких слабостей. Он предпочитал не откусывать от плитки, а разминать ее в руках и затем слизывать с пальцев сладкую массу. Прежде, в боях и скитаниях на Востоке, ему приходилось по многу дней довольствоваться грубой и однообразной пищей федаинов, зато сейчас Фазиль мог вознаградить себя за перенесенные тяготы и лишения.

Внешне эмоциональный и пылкий, на деле он обладал холодным и невозмутимым рассудком. Но в ледяной глубине его души, невидимые постороннему глазу, корчились свирепые чудовища, стремительные и кровожадные, как ящеры первобытных морей. Фазиль разобрался в себе очень давно, еще в школьные годы, и тогда излишняя искушенность принесла ему одиночество.